Лив Константин - Незнакомка в зеркале [litres]

– Где ты его нашла? – наконец спросил я.

Она горько рассмеялась:

– И это твой первый вопрос? Где я его нашла?

– Я все могу объяснить.

– Да неужели?

Она раскрыла журнал и начала читать вслух:

17 августа. Кассандра Драйер, женщина, 27 лет, замужем, поступила с острой депрессией, вызванной 3 выкидышами за 2 года. Семья: сирота с 12 лет, под опекой до 18 лет, 6 приемных семей.

9 сентября. Муж эмоционально глух, никак ее не поддерживает. Интуиция говорит мне, что он жесток не только эмоционально, но и физически, и, возможно, это и есть причина выкидышей, хотя Кассандра этого не признает. Аккуратно выстроенная программа действий постепенно даст ей сил уйти от мужа. Время критически важно, поэтому я буду встречаться с ней несколько раз в неделю, может быть, даже ежедневно. Если она останется с этим человеком, она погибнет, как погибли все ее неродившиеся дети.

30 сентября. Информация о сексуальном домогательстве в возрасте 14 лет, в первой приемной семье. Гипноз выявил более чем одного насильника за 4 года. Работаем над очисткой памяти, чтобы искоренить психологическую травму. Я объяснил, какие могут быть подводные камни при подобном лечении, но она настаивает. Мужу ни об одном случае насилия она не рассказывала. Как мне становится ясно, причина в том, что он тоже обращается с ней жестоко. Она испытывает чувство стыда и подсознательно выбрала в мужья человека, похожего на предыдущих насильников. Несмотря на ее настойчивые заверения, что он никогда не причинял ей физического вреда, мне ясно, что она подвергается давлению. Я убежден, что он применял к ней насилие и он же стал причиной ее выкидышей. Ее депрессия никуда не уйдет, если она останется с ним.

Кассандра сверкнула на меня глазами, перевернула страницу и продолжила читать:

20 октября: Ввожу ложное воспоминание о том, как Зэйн сталкивает ее с лестницы, после чего у нее случается выкидыш. За несколько сеансов я введу достаточное количество ложных воспоминаний о его жестокости, чтобы она больше никогда не захотела его видеть. Память о страшных сценах из детства мы изменим, а искусственные воспоминания о жестоком муже оставим как есть. Ей нужно будет помнить об этом, чтобы оставить его и жить со мной. Вижу теперь, что только я могу ее спасти. И она всегда будет благодарна за то, что я ее спас.

Она поднимает голову, глаза презрительно сузились.

– Ты вырываешь факты из контекста, – умоляюще говорю я. – Муж действительно бил тебя. Я люблю тебя, Кассандра, у нас с тобой семья.

– Хватит! Это у меня семья. У тебя с сегодняшнего дня нет ничего. Я донесу на тебя в больничный совет. Ты больше ни с кем не сможешь так поступить.

– Да пойми же, я только любил тебя!

Она что-то швырнула в меня. Книгу. Я подобрал ее и похолодел от ужаса. Это была книга моего отца «Ложные воспоминания: ненадежность нашего мозга».

Она заговорила быстро-быстро:

– Я зашла на работу узнать, не возьмут ли меня назад, на неполную неделю. Мне передали коробку, которую оставил Зэйн. Внутри была записка от него. Они не знали, как со мной связаться, и все это время хранили коробку у себя. В коробке была книга твоего отца и мой дневник. Я позвонила Зэйну, и он рассказал, как ты пресекал все его попытки повидаться со мной.

Она злобно смотрела на меня, сжимая кулаки от еле сдерживаемого бешенства:

– Тот страшный день, который ты заставил меня «помнить», – она показывает пальцами кавычки, – день, когда Зэйн столкнул меня с лестницы. Это был следующий выходной за Днем независимости. Зэйна все это время не было в городе.

Она подошла ко мне с дневником в руках и ткнула пальцем в страницу:

– Здесь все написано. Его даже близко не было в те выходные, когда он якобы изнасиловал меня и избил. Ты заставил меня думать, что мой муж насильник, а он не сделал ничего плохого! Из-за твоей лжи я разрушила ему жизнь, разрушила свой брак. Поверить не могу, что я пришла к тебе за помощью, а ты заморочил мне голову и соблазнил меня.

Я чувствовал себя втоптанным в грязь. Слова летели в меня слишком быстро, я не успевал все осознать и тем более защититься. Единственным выходом было загипнотизировать ее, потом увеличить дозу амобарбитала, но не мог же я начать сеанс, пока она в таком состоянии. Нужно было утихомирить ее, чтобы она ничего не натворила в слепой ярости. А потом, когда она ляжет спать, я все устрою.

И я сказал единственное, что мог в тот момент придумать:

– Я знаю, это кажется ужасным, но я все объясню. Он действительно был жесток с тобой. Может быть, не физически, но эмоционально – да. Мой отец точно так же был безучастен к маме. И из-за этого она покончила с собой. Ты была в депрессии по вине своего мужа. Я спасал тебя.

– Спасал ? Впихивая ложные воспоминания? Заставляя верить в то, чего не было?

– Я пытался тебе помочь.

– Когда я прочитала дневник и поняла, что Зэйн не мог сделать то, о чем ты рассказал мне, я решила найти твои записи о лечении. Сегодня я пришла к тебе в больницу, в твой кабинет. Я знала, что утром у тебя медосмотр и ты уйдешь.

– Что? Как ты проникла ко мне в кабинет? Он был заперт.

– Удивительно, с какой готовностью люди помогают, если их вежливо попросить. Я убедила охранника, что в качестве сюрприза хочу сделать перестановку в кабинете. И он впустил меня.

В ее голосе звучит угроза:

– Я нашла твои записи. Все написано черным по белому – как ты вводил мне воспоминания о его побоях и насилии.

Она бушевала, голос сорвался на истерический визг:

– Почему, Джулиан?! Почему?!

Как мне было объяснить ей свое инстинктивное знание: муж обращается с ней дурно, и ее нужно подтолкнуть к разводу? Одного его равнодушия или бесчувствия к ее горю после выкидышей было бы недостаточно. Он был жесток с ней, пусть и не физически, – либо она подавила в себе эти воспоминания. Я знал: если она поверит в побои, то развод покажется ей оправданным решением. Насилие есть насилие, просто она не понимала, что эмоциональное насилие – это не менее мощная штука, чем физическое. Я не мог спасти маму, но мог спасти ее. Все, что я сделал, – исправил ее представления о том, что хорошо и что плохо, и помог сделать правильный шаг.

Вместо всего этого я сказал ей:

– Я люблю тебя. Так, как никогда не любил он. Ты должна была быть со мной.

– Ты больной. Я ухожу и забираю Валентину. Завтра же подам на тебя в суд.

Она сгребла со стола бумаги и книги и прижала к груди. Я подался вперед, желая остановить ее, но она выбросила перед собой руку:

– Только дотронься до меня. Я скажу всем, что ты тоже применял насилие. Надеюсь, что ты и так сядешь в тюрьму за то, что сделал.

Она хотела выйти из комнаты, но я подскочил сзади и втянул ее обратно.