Андреас Грубер - Лето возмездия

В окнах жилого вагончика колыхалось пламя свечи. Большего за занавесками разглядеть не удалось. Очевидно, Пауль Смолле жил без электричества и проводил осень и приближавшуюся зиму с газовой плиткой и печкой с дровами.

Совершенно промокшая, Эвелин подошла к входной двери. Ветер отрывал дощатую перегородку и с грохотом захлопывал ее. Эвелин проскользнула в переднюю и вытерла мокрое лицо. Она стояла на мокрой пластиковой фолии. С потолка, сквозь деревянные доски капала вода. В углу стояли емкости с пропаном, рядом множество ящиков с пустыми бутылками из под вина и водки, дрова, большое количество гороховых и мясных консерв. Рядом с мобильным туалетом громоздились завернутые в нейлоновый мешок рулоны туалетной бумаги.

Эвелин даже представить не могла, что путешествие приведет ее в такое отдаленное, богом забытое место, вдали от цивилизации. Хуже уже быть не могло. Ее современный, прокатный автомобиль, припаркованный на обочине, казался неуместным в этой округе, словно она попала в другую реальность.

Эвелин постучала по жестяной двери с вмятинами. Открытый висячий замок дребезжал, ударяясь о засов. В остальном, было абсолютно тихо.

- Господин Смолле? - она еще раз постучала в дверь.

Ее прервал раскат грома.

Слова, которые Эвелин собиралась сказать: "Я адвокат, приехала из Вены",- показались ей такими неподходящими, что она не решилась их произнести.

- Господин Смолле?

Она осторожно открыла дверь и сделала шаг на лестницу. Заглянула за угол в трейлер. Лицо обдало горячим потоком воздуха. Пахло маслом и хвоей. В печи потрескивали двора.

Посреди комнаты, на табуретке, на коленях стоял человек неотесанного вида с серой бородой. На нем были рабочие штаны и футболка в пятнах. На лбу виднелись капли пота. Казалось, он даже не удивился, увидев Эвелин. Его взгляд был безучастным, грустным и серым, таким же серым как и веревка на его шее, закрепленная на потолочном крюке, рядом с печной трубой.

Эвелин моментально вернулась в другое время, отброшенная в дыру, которая казалась такой далекой, но никогда не прекращала существовать. Она услышала свой собственный голос - плач десятилетней - почувствовала туго затянутую на шее веревку и вонючий джутовый мешок, который, как ночь опустился на ее лицо. При каждом вздохе...

... его волоски проникали все глубже в ее рот, вызывая угрозу удушья. Эвелин ощутила мясистые пальцы, ощупывавшие ее тело. Сначала шею, потом спину, они двигались к ногам и, в конце концов, остановились между ног. Она пыталась представить, что по ней ползает насекомое с множеством лапок, всего лишь насекомое, надоедливое животное, которая она при желании могла раздавить, но у нее ничего не получилось. У этого насекомого были грубые пальцы и оно пахло алкоголем и сигаретами. Эвелин слышала тяжелое дыхание мужчины, чуяла гнилой запах из его рта. Он вдруг отпустил ее, наверное, хотел заняться ей позже. Но ей хотелось, чтобы он остался с ней, она не хотела отпускать его. Пусть он лучше щупает ее тело, сколько хочет... делает с ней все, что хочет. Она бы позволила это, даже не пикнув. Все лучше, чем слышать беспомощные крики младшей сестры.

- Убирайтесь!

Эвелин вздрогнула.

Мужчина вытер локтем бороду. Из его рта капала слюна.

- Уйдите, пожалуйста.

Его голос прерывался.

Ей даже показалось, что у него на глаза навернулись слезы. Но вместо того, чтобы уйти, Эвелин вошла в вагончик и закрыла за собой дверь.

- Что Вам здесь надо?

Эвелин потерла руки.

- Мне ужасно холодно. У Вас не найдется чашка чаю?

- Кто Вы такая, черт побери?

- Я хорошо Вас понимаю, - сказала Эвелин. - Впервые я хотела покончить жизнь самоубийством в десять лет.

Четверть часа спустя, они сидели на кухне на диване и пили чай с ромом. Смолле закрыл штору, отделявшую кухню от гостиной, чтобы Эвелин не видела веревку, болтавшуюся рядом с трубой отопления. Но штора не могла изменить того, что угроза все еще оставалась. Такие планы не исчезали из головы человека за несколько секунд.

Хотя Смолле, со своей лохматой бородой, выцветшими татуировками на руках и глубоким, низким голосом и походил на грубого морского волка, в душе он был хорошим человеком. Эвелин не понадобилось даже минуты, чтобы понять это. Достаточно было посмотреть в его глаза. Одно то, как он приготовил ей чай, дал одеяло и полотенце, чтобы она высушила мокрые волосы, доказывало, что он не мог быть плохим человеком. Когда она спросила, почему он больше не работал капитаном, он тут же, не ходя вокруг да около, ответил на вопрос.

- Последняя поездка была уже, наверное, лет десять лет назад. Я уволился. Хотел поступить на службу где-нибудь в другом месте, капитаном или морским офицером. Я бы мог работать рулевым или машинистом, мне все равно, но последние корабли были зарезервированы.

Эвелин заметила уродливый шрам на внутренней стороне его левой руки, который выглядел так, словно он выжег татуировку над конфоркой. Наверное, этот мотив вызывал у него неприятные воспоминания.

- До следующего сезона оставалось еще полгода. Зима сводила меня с ума. Я слишком много думал над тем, что произошло и начал пить. - Он пожaл плечами. - Весной работы я не нашел. Сам того не осознавая, я за несколько месяцев превратился в настоящего пьяницу.

Руки Смолле дрожали, когда он поднес чашку к губам. Глядя в маленькое окошко, Эвелин увидела, как множество молний друг за другом освещали пляж. Высокие волны разбивались о берег, а ветер гнал дождь по дюнам. Когда над морем послышался раскат грома, пламя чайных свечек в мини-кухне задрожало.

- Я привык выпивать бутылку вина, когда вечерами гулял с собакой, - продолжил свой рассказ Смолле. - Потом бутылка стала появляться у меня к обеду, и, в конце концов, с утра, когда я шел с Тёле на пляж. Я пил, когда просто сидел в вагончике. Пёс однажды убежал, а вино осталось. И водка тоже.

Иногда Смолле мямлил или проглатывал слова, но Эвелин могла додумать смысл сказанного.

- Сначала забрали водительские права. Потом машину. А теперь и денег не стало. Даже не могу устроиться на временную работу рабочим в портовый склад. Десять лет - долгий срок. Больше не хочу. Понимаете?

Эвелин кивнула.

- Мне кажется, нет. - Смолле налил ром в пустую чашку и залпом выпил ее.

- Что случилось во время Вашего последнего рейса? - спросила она.

Он горько усмехнулся.

- Так Вы поэтому здесь? Ну конечно, поэтому. - Смолле посмотрел в потолок. - Если бы Он не хотел, чтобы Вы узнали, Вы бы пришли минутой позже. Тайну я бы взял с собой в могилу.

- Что произошло на "Фридберге"?

Услышав название, он вздрогнул и непроизвольно посмотрел на обгоревшую руку, словно оттуда вернулись плохие воспоминания, которые он тщетно пытался забыть.