Алекс Шульман - Выжившие [litres]

– Она закрыта, папа! – закричал он. – Закрыта!

Еще несколько ударов кулака, всхлипов, а потом все стихло. Драка закончилась, и Бенжамин решился выглянуть из-за ладоней, которыми прикрывал голову. Папа молча смотрел на руль. Затем он включил первую передачу и поехал, братья выпрямились и уставились на дорогу, следили за папиными расслабленными руками на руле, следили за каждым его маневром, за тем, как он вел машину по лесной дорожке, а потом остановил машину возле дома. Никто из братьев не решался открыть дверь.

– Я иду спать, – сказал отец и вышел из машины. Бенжамин видел его в лобовое стекло между кресел, он держался за стволы деревьев, которые направляли его путь. Широкими, нетвердыми шагами он поднялся по каменной лестнице к дому и исчез. Мама вышла из машины, открыла дверь со стороны Нильса и знаком показала братьям выходить. Они собрались возле машины. Бенжамин посмотрел на маму – ее глаза бегали, на лице появилась кривая ухмылка, как всегда, когда она выпивала слишком много и пыталась осознать что-то в этом непознаваемом для нее мире.

– Как вы там?

Она осторожно погладила Нильса по подбородку.

– Мальчик мой, – сказала она, рассматривая ссадину на подбородке Нильса. – Я поговорю об этом с папой, он перед вами извинится. Но сначала ему нужно поспать. Понимаете?

Мальчики кивнули. Мама оперлась рукой на капот, мягко улыбаясь, повернулась к Пьеру и погладила его по щеке. Она долго смотрела на него, но так и не заметила, что в глазах у него стояли слезы, не увидела, что он дрожит.

– Сейчас мы с папой немного поспим, – сказала она. – А потом соберемся и серьезно обо всем поговорим.

Она передала Молли Бенжамину.

– Можешь за ней присмотреть?

Потом мама медленно пошла по тропинке. Она останавливалась, словно что-то припомнив, но продолжала идти, миновала погреб и поднялась по каменной лестнице к дому. Стоило ей зайти в дом, как Пьер разразился слезами, Бенжамин и Нильс обхватили его с обеих сторон, и Нильс ухватился за Бенжамина, и пока они так обнимались втроем, Бенжамин впервые за много лет почувствовал, что они вместе.

Именно в этот момент сбежала Молли. После поездки она была сама не своя, беспокойно скулила, сначала боязливо семенила туда-сюда по дорожке, а потом внезапно рванула в лес, словно решила сбежать. Бенжамин звал ее, сначала ласково, «яхаду-яхадо», потом строго – «а ну иди сюда!». Все братья звали, но она не слушалась, так и бежала на вершину холма, словно решила больше здесь не оставаться.

И братья пошли в лес, чтобы найти испуганную собаку, и наконец догнали ее. Бенжамин схватил ее на руки, увидел страх в ее глазах, почувствовал, как колотится в груди ее сердце.

Они пошли дальше. Он помнил, что на Пьере была белая рубашка, мама заправила ее в джинсы, но сейчас она болталась над ремнем. Он помнил, что они проходили мимо корней деревьев, напоминающих старушечьи пальцы. Он помнил, что они слышали в деревьях кукушку и передразнивали ее. Он помнил, что они оторвали кору какого-то дерева и пустили ее по ручью, бежавшему по кромке леса к озеру. Они пошли дальше, поднялись на холм. Никто не выказывал такого желания, никто ничего не говорил, просто так вышло, что они оказались на тропинке, ведущей к трансформаторной будке. Они издалека услышали гул электричества, похожий на приглушенный орган, низкое гудение, которое становилось громче и страшнее, чем ближе они подходили, и вот они увидели верхушки больших металлических конструкций, поблескивающих на солнце.

Подойдя поближе, они прошли мимо покрытых резиной столбов и подошли прямо к забору. Они заглянули в будку через распахнутую дверь.

– Интересно, что там внутри, – сказал Бенжамин.

– Наверняка просто куча проводов, – ответил Нильс.

– Попробуем войти?

– Нет, – сказал Нильс. – Это слишком опасно.

Они остановились рядышком у забора, вцепившись руками в сетку.

– А меня однажды током ударило, – сказал Бенжамин. – Я спросил у папы, каково это, когда бьет током, и он достал квадратную батарейку и велел мне лизнуть ее.

– И как? – спросил Пьер.

– Мне укололо язык, и какое-то время я не мог говорить. А потом все прошло.

– Но здесь-то ток гораздо сильнее, – сказал Нильс. – Например, если засунуть вилку в розетку, можно даже умереть.

Бенжамин потянул за ручку калитки. Она поддалась.

– О, а она тоже открыта! – закричал он.

Он прошел внутрь, пересек небольшую полянку перед зданием, остановился по другую сторону забора прямо перед своими братьями и схватился за решетку рукой.

– Выпустите меня! – закричал он, притворно плача. – Прошу вас, выпустите!

Бенжамин посмотрел на Молли, лежавшую у него на руках. Осторожно погладил ее по голове. Он обернулся к своим братьям, растянул рот в улыбке и протянул им собаку.

– Пожалейте хотя бы Молли, – простонал он. – Отпустите ее, она этого не заслужила.

Пьер фыркнул.

– Пойдем обратно, – сказал Нильс.

– Подожди, – сказал Бенжамин. – Я просто хочу посмотреть, что там внутри.

Он подошел поближе к зданию и остановился в дверях, заглянул внутрь, но увидел лишь смутные контуры. Он протянул внутрь руку, нащупал выключатель, нажал его, и комнату тут же осветила лампа под потолком. Комната была меньше, чем он думал. Маленькая площадка, где можно стоять, а вся стена сзади в плотном слое толстых черных трубок от пола до потолка. Казалось, что комната вибрирует от электричества, текущего по ее стенам, мощно, постоянно, и этот звук напомнил Бенжамину три большие сушильные машины, которые стояли дома.

– Как вы думаете, там внутри ток? – крикнул Бенжамин братьям.

– Да! – ответил Нильс. – Ничего там не трогай!

Бенжамин подобрал камень и осторожно кинул его в трубу. Камень упал на пол, и ничего не произошло. Он взял камень побольше и снова кинул.

– Кажется, тут нет никакого тока, – закричал он. – Ничего не происходит, когда я бросаю камень.

– Камни не проводят электричество, – закричал Нильс. – Это вовсе не значит, что в трубах его нет.

Бенжамин осторожно приблизился к проводам, теперь он стоял всего в полуметре от них. Он поднял руку к черной стене.

– Не трогай! – закричал Нильс. – Серьезно! Ты умрешь!

– Нет, нет, – сказал Бенжамин. – Я не буду ничего трогать!

Он поднес руку поближе, в трубке что-то затрещало, захрустело, но как только Бенжамин убрал руку, все стихло.

Он снова поднес руку к стене. Маленькие-маленькие, почти невидимые искры появились между рукой и трубкой. И чем ближе он подносил руку, тем сильнее искрило. Он никогда раньше не слышал такого звука. С таким звуком в кино измеряют уровень радиации после какой-нибудь катастрофы. Он мог управлять этим звуком своей рукой, подводил руку ближе или отодвигал дальше, он осознал всю силу, понял, что Нильс был прав. Если он дотронется до трубки, то по меньшей мере сильно пострадает. Его пронзила мысль: «Я никогда еще не был так близок к смерти». Он обернулся и посмотрел на братьев.