Ибон Мартин - Танец тюльпанов

— Черт, еще одна фотография, — воскликнул Чема.

Теперь тело Чаро Эчебесте на экране было видно почти целиком. Не хватало только груди и головы. Несмотря на отсутствие крови, поза жертвы не оставляла никаких сомнений. Она лежала на спине со сложенными на животе руками, будто отдыхала. Стебель цветка выглядывал между ладонями.

— Следующий снимок будет уже полным.

Чема сделал быстрый расчет на листе бумаги.

— И это случится через шестнадцать минут, — объявил он, пересылая изображение всем подразделениям, участвующим в операции. — Он действует по определенной логике. Каждый новый акт этой пьесы занимает в два раза меньше времени, чем предыдущий. Между этим и прошлым снимком прошло тридцать две минуты. Дальше будет всего шестнадцать.

Хулия почти его не слушала. Она подошла к монитору и снова изучала каждый сантиметр изображения. Иглы, кора, клевер…

— Смотри! — воскликнула она. От ее пальца на экране ноутбука Чемы остался отпечаток, но ее это не волновало. — Видишь?

Нахмурившись, Чема посмотрел в тот угол, на который указывала Хулия. Затем ее указательный палец прочертил линию до противоположного конца экрана. Два кусочка коры размером меньше, чем монета в один евро, но это была не обычная кора. Такое сочетание цветов — фиолетовый и оранжевый — возможны только в одном месте.

— Ты лучшая… — Чема схватил рацию. — Только ты могла бы заметить нечто подобное.

Хулия бросилась к карте. Рядом с лесом Ома не было поисковых отрядов. Этот сосновый лес рука человека превратила в огромное произведение искусства посреди природы.

— Сестеро! — вспомнила она. Если ее начальница едет в Эланчобе, значит, она не так далеко от этого леса и должна отправиться туда, не теряя ни минуты.

Чема опередил ее.

— Сестеро уже в Кортесуби. Через пять минут она доберется до Ома, — объявил он перед тем, как переключить радиоканал. — Всем подразделениям: появились признаки, указывающие на расписной лес. Нам срочно нужно подкрепление в Ома.

Апрель 1997

После десяти промысловых рейсов в Гран Соль страх превратился в уважение. Ты даже начинал наслаждаться некоторыми моментами и влюбляться в эту великую синеву, которая и дарит, и легко может отнять самое драгоценное: твою собственную жизнь.

Это был мой одиннадцатый рейс, и мы второй день плыли к месту промысла. Светило солнце, море было спокойным. Привыкнуть было нелегко, но я наконец-то научился ценить такие дни. Даже во время третьего или четвертого рейса в хорошую погоду я страдал. Разум играл со мной, опережая события, и я боялся, что в любой момент погода могла обернуться против нас. Теперь все изменилось: я успокаивался, глядя на эту сонную массу воды вокруг нас. Зачем бороться с тем, с чем не можешь бороться?

Шкипер пришел за мной, когда мы готовили наживку. Эта работа мне нравилась, но я всегда получал нагоняй за то, что делал ее не так быстро, как остальные.

— Опять твоя чертова дотошность? Всего-то и нужно, что нацепить анчоусов на крючок!

— Если бы мы все работали в твоем темпе, мы бы неделю готовились к рыбалке…

Упреки повторялись из раза в раз. Они были справедливыми, но мне всегда нравилось делать все правильно. Я должен был быть уверен, что моя приманка не потеряется в море, что волны не смоют ее и рыба не сорвется с крючка.

— Пойдем со мной, — сказал шкипер.

Я последовал за ним к рубке с неприятным ощущением в животе. Кто бы мог подумать год назад, что перспектива потерять работу в море будет меня беспокоить? Вирхен де Бегонья , который поначалу казался мне плавучей тюрьмой, подарил мне свободу. Благодаря ему я виделся с матерью не чаще нескольких дней в месяц. Между рейсами никогда не проходило больше недели.

— Ты ведь знаком с Марсиалем, моим первым помощником? — представил он меня, когда мы подошли к рубке. Как я мог не знать его на корабле, где всего шестнадцать моряков делят крошечное пространство? — Его работа заключается в том, чтобы управляться с радио, и поверь мне, это жизненно важный инструмент, если умеешь им правильно пользоваться. Марсиаль — лучший радист во всей округе. Я хочу, чтобы ты у него всему научился. Он будет с нами еще несколько рейсов, а потом ты займешь его место.

— Мне будут оперировать оба колена. — Марсиаль похлопал себя по ногам. — Я впервые вышел в море в двенадцать, а сейчас мне уже семьдесят два. Это не проходит даром.

Я посмотрел на передатчик. В рубке я был не впервые, но никогда раньше не замечал этого устройства с кнопками и колесиками. Оно напоминало старый телефон с витым кабелем и прочим. Аппарат казался довольно простым в использовании.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал шкипер. — Пользоваться им довольно просто. Но что на самом деле сложно и очень важно — так это умение работать с информацией, которая через него поступает.

Тот рейс запомнился мне как лучший в моей жизни.

Ловля рыбы шла хорошо до шестого дня, когда косяки хека перестали приплывать. Два дня спустя настроение на Вирхен де Бегонья упало до минимума. Если рыба не придет, мы должны будем вернуться в порт с трюмом, полным меньше чем наполовину. Это означало, что мы не только ничего не заработаем, но и можем потерять деньги. Иногда такое случалось. На судне вроде нашего половина выручки шла владельцу, а другая половина — экипажу. Если топливо и приманка обойдутся дороже, чем выручка от рыбы, то нам придется возмещать разницу. Необходимость опустошить карманы — последняя новость, которую хотел бы услышать рыбак, уставший от ветра и качки после трех долгих недель в море.

— Акетце, Акетце . Говорит Вирхен де Бегонья . Вы меня слышите? — сказал Марсиаль. Акетце принадлежал тому же судовладельцу, что и наш корабль, и тоже рыбачил в Гран Соль.

— Слушаю, Вирхен де Бегонья . Прием.

Вызываю, перехожу на прием, конец связи… Выучить язык радиопередач оказалось несложно.

— Где вы находитесь?

— Девять градусов, сорок пять минут к западу. Прием.

— Есть рыба?

Помехи были частыми, но металлический голос слышался достаточно отчетливо.

— Немного. Двести килограммов за последние пятнадцать часов. Прием.

— Понял. Мы направляемся на север. Галисийцы ловят рыбу. Конец связи, — объявил Марсиаль и повернулся ко мне. — С Акетце мы используем скремблер. Вот эта кнопка. Так разговор зашифрован, и ни одна другая лодка не сможет его перехватить. Вот почему мы говорим так открыто.

— А откуда ты знаешь, что галисийцы ловят рыбу? — спросил я.

Марсиаль улыбнулся и подмигнул мне с таинственным видом. Затем он повернул колесико на открытый канал. Несколько минут мы молча слушали перекрестный разговор между разными лодками, рыбачившими на промысле. Это были галисийцы, большинство из которых расположились в порту Селейро. Они радовались победе, которую одержала Депортиво Ла-Корунья на выходных.