Кэролайн Куни - Голос в радиоэфире

Она была не самой лучшей матерью, раз в рабочий день вечером потащила сына за покупками. Для Брайана это было слишком поздно.

Послышались звуки сбрасываемой на пол обуви, закрывающихся дверей и текущей в кранах воды. Миссис Спринг чувствовала себя спокойно, когда все были наверху в полной безопасности.

Женщина окинула взглядом гостиную. Завтра подвезут новую мебель. Это радовало. Столько свободного пространства, в котором можно поставить удобные и красивые предметы мебели. Огромные мягкие кресла, в которые можно плюхнуться с книгой. Широкие и удобные диваны, на которых можно поваляться, вздремнуть или посмотреть телевизор. Здоровый стол, за которым хватит места всем, включая дядюшек, тетушек и соседей.

Для всех, кроме Джен.

Джен, которая с такой радостью стала Дженни.

Каждый раз, когда миссис Спринг была слишком занята, чтобы помнить, ее охватывало одно и то же знакомое чувство, обвивающее и душащее ее, как лиана.

Потеря Джен.

Где-то в самой глубине души, в черной, как угольная шахта, дыре, женщина продолжала ждать. Она ждала возвращения дочери.

Это был День Помады. Всем хотелось как-то красочно встретить и оживить серенький ноябрь.

Все – парни и девушки – намазали губы помадой самых разных цветов: от ярко-красного до оранжевого, как тыква на Хэллоуин, до девчачьи-розового. Смысл мероприятия простой: получить на собственной физиономии как можно больше отпечатков губ.

Дженни была покрыта аккуратными отпечатками разных губ разных цветов. Некоторые умудрялись размазывать их, но она строго следила, чтобы ее целовали аккуратно или не делали этого вообще.

Все превратились в воинов-индейцев в боевой раскраске, каждая из которых отличалась цветом и узором. Никто никого не целовал в губы – это запрещалось. Смысл игры в том, чтобы украсить друг друга, как таинственную книгу письменами.

Среди учеников были и те, с кем Дженни и рядом не хотела садиться. Несмотря на личную антипатию, надо было плотно сжать губы и запечатлеть серьезный поцелуй на щеке этого человека. Их не хотелось целовать, но приходилось.

У Сары-Шарлотты была помада совершенно запредельных цветов.

– Моя мама не особо разбирается в этом, – объяснила Сара-Шарлотта. – У нас дома навалом помады омерзительно пурпурного цвета, как свежий синяк.

Во время обеда она раздавала эту помаду тем, у кого ее не было.

Дженни чувствовала себя легко. Естественно легко. Словно взбитые сливки или запах сирени. Сегодня ее копна волос гордо развевалась, словно знамя.

«Я вернулась, – думала она, – Я пережила этот период. Я наконец-то вернулась, оставшись собой, и знаю, что делаю».

– Дженни, – произнес Ван, который побрил голову и у которого, соответственно, появилось гораздо больше места, куда его можно было целовать. – Я жажду твоего отпечатка.

– У меня он особенный, – заметила девушка.

Она всегда с симпатией относилась к Вану. Когда у тебя есть бойфренд и все об этом знают, общение с другим парнями становится проще. Можно было не волноваться, что скажут остальные, и спокойно дружить.

– Так куда тебя поцеловать? – спросила она.

– В череп меня целуют все, – ответил он. – Но для тебя, Джейн Элизабет Джонсон, я оставил место на щеке.

Со всех сторон раздались аплодисменты и свист.

Сара-Шарлотта так густо накрасила губы подруги отвратительным пурпурным цветом, что, казалось, на них появился слой штукатурки. Дженни обхватила ладонями голову Вана и аккуратно поцеловала. После этого отошла, чтобы оценить свой «отпечаток».

Подруга всегда помнила о мелочах, о которых большинство людей забывали. На этот раз она принесла ручное зеркало, которое передала Вану, чтобы тот мог рассмотреть новенький поцелуй.

Год назад в этой школьной столовой Дженни Джонсон увидела на пакете молока фотографию обычной трехлетней девочки с двумя висящими вдоль щек косичками. На ней было светлое платье в темный горошек с узким воротником. Увидев эту фотографию, Дженни почувствовала, что земля словно вдруг ушла у нее из-под ног. Она вспомнила то платье. Ей захотелось произнести имя лучшей подруги Сары-Шарлотты, сказать, что произошло что-то ужасное, но она не смогла раскрыть рта.

У Дженни было ощущение, что в течение нескольких последующих месяцев она вообще не могла разговаривать ни с кем. Но этот период остался позади. Теперь она знала, что находится в знакомой школе среди друзей с отпечатками губной помады на щеках, подбородках и лбах.

Девушка словно со стороны услышала собственный смех, узнала его звуки – именно так она смеялась до того, как увидела свою фотографию на пакете молока. Ей ужасно захотелось позвонить Риву и сказать: «Я снова здесь, и я смеюсь!»

После окончания занятий Сара-Шарлотта решила похвастаться перед народом «боевой раскраской». Единственным вариантом был проходивший после уроков волейбольный матч. Дженни не особо любила волейбол. Она так и не научилась нормально подавать, без того чтобы не вывернуть себе кисть. Тем не менее волейбола она боялась меньше, чем баскетбола, девушку в любом случае не привлекали ситуации, когда мяч летел в ее сторону. Оставалось только восхищаться игроками, которым нравился этот процесс, и они имели возможность завладеть мячом.

Вместе с другими учениками они с подругой сидели на трибунах. В толпе были фотографы, делавшие фото для альбома выпускников. В сторону Дженни двигался главный среди них – Тайлер.

Она отрицательно покачала головой и отвернулась.

– Да ладно тебе, – сказал Тайлер. – Дай сфотографирую твое лицо крупным планом.

Он запрыгнул на трибуну, чуть не сбив сидевших там людей.

Дженни закрыла лицо рукой, но парень все равно сделал несколько снимков. Потом она убрала руку и враждебно на него уставилась, а Тайлер поймал момент и сделал еще один кадр.

– Хватит, – сказала она, – я же не в выпускном классе.

– Дженни, эти фото пойдут в альбом предвыпускного класса. Специально для тебя мы сделаем страницу, оформленную в виде пакета из-под молока.

– А это зачем?

– Перестань, ты же знаменитость. Лицо на пакете молока. У тебя потрясающая история. Люди про тебя целые альбомы с рисунками и вырезками из газет составили. Поэтому мы и обыграем историю в фотоальбоме класса.

Она пытается забыть эту страшную часть своей жизни, а они хотят сделать из этого отдельную страничку?!

Неужели они могли подумать, что эта идея ей понравится? Это же приглашение, чтобы люди писали в ее альбоме не что-то типа «С тобой было весело, буду по тебе скучать. Успехов!», а «История твоего похищения была суперинтересной. Никогда не забуду, как в школу приезжало телевидение, чтобы взять у тебя интервью». Все хотят выставить ее трагическую историю в виде сенсации, показать, что ее родители были виноваты в похищении? И это собираются обыграть в фотоальбоме класса?