Лесли Келли - Связать. Пытать. Убить. История BTK, маньяка в овечьей шкуре [litres]

Поначалу она думала, что Ландвер – просто один из тех сообразительных людей, которые любят рассказывать небылицы в барах, но больше ничего не умеют. Он казался эдаким плохим парнем, постоянно курил, напивался, рассказывал непристойные истории. Но вскоре она увидела в его характере глубину. Он не был похож на других парней. Ландвер был любознательным, симпатичным и чутким. У него была привычка наклоняться вперед и слушать внимательнее, чем другие мужчины.

Он говорил возмутительные вещи, чтобы защитить себя – его обидели несколько подружек, и он хотел держать людей на расстоянии. Но эта стратегия не сработала с Синди, которая говорила не менее возмутительные вещи.

– Почему на твоем номерном знаке написано «Скиппи»? – спросил Ландвер однажды вечером, с усмешкой повернувшись к Синди.

– Потому что я горжусь тем, что делаю для своей команды по софтболу, – ответила Синди. – Это значит, что я бегаю вокруг баз.

– Чушь собачья, – сказал Ландвер. – Это значит, что ты как арахисовое масло «Скиппи» – тебя легко уложить.

– Ты остроумный маленький засранец, – ответила она.

– В какой средней школе ты училась? – спросил он.

– Южная школа.

– Неужели? Раньше мы называли девушек из Южной школы шлюхами.

– А мы называли ваших «девочками епископа Кэролла», – парировала она.

Ей это нравилось. Ей не слишком нравились люди, которые деликатничали в разговоре. И хотя Ландвер мог быть необычайно осторожен с незнакомцами, с друзьями он говорил то, что думал.

И после того, как между ними завязалась дружба, она решила, что, несмотря на все его ругательства и колкости, он тем не менее «самый джентльменский джентльмен из всех, кого она когда-либо встречала». Ему было интересно узнать о ее работе с особыми детьми в школьном округе. Она помогала обучать наиболее недееспособных детей самым элементарным навыкам, меняла им подгузники. Эта ее преданность тронула его.

Она узнала, что он каждое воскресенье ходил обедать к родителям и делал так всю свою жизнь. С детства у него было множество верных друзей. Другие полицейские открыто восхищались им. Пол Дотсон сказал, что он гениален, и не шутил при этом.

Где-то рядом все еще маячили и бывшие подруги. Она заметила, что они похожи на нее: милые, но травмированные – приходящие в себя, как и она, после неудачного брака, жестокого обращения или плохой семьи. Ландвера, казалось, тянуло к таким женщинам. Стремление спасать, решила Синди.

В конце концов Синди познакомилась с его матерью Ирен, и от нее они с Ландвером услышали несколько любимых семейных историй о Кенни: Ирен рассказывала, как Кенни был алтарным служкой, а в религиозной школе любил ронять книги на пол, чтобы напугать класс. Он дергал девочек за косички, а потом во все глаза смотрел на настоятельниц, чтобы не получить удар линейкой. Сам Ландвер с гордостью рассказывал историю о престарелой монахине, сестре Уилфриде Стамп, страдавшей нарколепсией – она засыпала, иногда на полуслове. Однажды в седьмом классе сестра Вильфрида разговаривала с лучшим другом Ландвера, Бобби Хиггинсом. Она говорила и указывала на Хиггинса, когда вдруг заснула, все еще указывая пальцем. «А ну-ка, – сказал Ландвер Хиггинсу, – меняемся местами». Спустя несколько мгновений сестра Вильфрида проснулась, и обнаружила, что тычет пальцем на Ландвера. Она вскочила, схватила указку и погналась за Ландвером, который, хихикая, убежал прочь.

Много лет спустя, после окончания средней школы, Ландвера случайно сшиб товарищ по команде во время игры в софтбол. Он встал как ни в чем не бывало, но после того, как игра закончилась, начал постоянно спрашивать: «Какой сейчас иннинг?» Ландвер пришел в себя на следующий день в больнице, в окружении семьи и друзей. Когда он увидел, где находится, его первой мыслью было, что он разбил свою машину.

– Какой сегодня день? – спросила медсестра.

– Понедельник, – сказал Ландвер.

– Нет, сегодня пятница.

– Как так? – ужаснулся Ландвер. – Черт. Сегодня пятница, а я трезв как стеклышко?

Друзья Ландвера не хотели видеть, как на это отреагирует его мать, и юркнули за дверь.

Уходя в отставку в 1988 году, Ламуньон считал дело BTK своим самым большим разочарованием за двенадцать лет работы шефом.

BTK переживал карьеры тех, кто его искал. Люди, которые были мальчиками, когда погибли Отеро, теперь стали офицерами-ветеранами. Ландвер прошел путь от мальчишки до продавца одежды, патрульного-новичка, «охотника за привидениями», три года гонявшегося за BTK, а теперь одного из детективов, расследующих от двадцати пяти до тридцати убийств в год.

Теперь он устроился на другую работу. Департамент повысил его до лейтенанта и помощника начальника криминалистической лаборатории. Еще будучи «охотником за привидениями», он уже хорошо разбирался в таких направлениях криминалистики, как химия крови, вещественные доказательства и соскобы с ногтей. Будучи лейтенантом лаборатории, он усердно работал, чтобы расширить свои знания. Люди, видевшие его на новой работе, понимали, что он, похоже, одарен способностью применять научный подход к уголовным делам.

Со временем Ландвер почувствовал, будто с его плеч сняли тяжкий груз. Он не осознавал, насколько болезненно ему давалось расследование убийств, пока не занялся более отстраненной работой в лаборатории. На протяжении всей свей карьеры он был следователем из убойного отдела, и теперь неприятно было осознавать, насколько это вредно, насколько страдания семей жертв расстраивают его, угнетают, толкают к выпивке.

Как бы ни было больно, он скучал по этой работе.

Примерно через год после отставки Ламуньона патрульный офицер Келли Отис ответил на один из тех звонков, которых так боятся полицейские, – звонок о домашнем насилии в предрассветные часы.

В 3:11 утра 9 декабря 1989 года Отис и еще два офицера подошли к дому 1828 по Норт-Портер. Внутри находился пьяный владелец поля для гольфа по имени Томас Х. Хэтуэй, двадцати восьми лет. Его подруга сказала, что он избил ее. Когда Отис спросил, есть ли у ее парня пистолет, она ответила, что нет, но что-то в ее тоне заставило Отиса поежиться. Когда Отис подошел к входной двери, он отступил в сторону, прежде чем заговорить.

Ответом ему был выстрел из дробовика в открытую дверь. Человек, сидевший внутри, выбежал наружу, на мороз, голый по пояс. Он резко повернулся к Отису.

Отис опустился на одно колено, выхватил пистолет и закричал: «Брось чертов пистолет!» Страх исказил чувства Отиса: и он, и стрелок, казалось, двигались как в замедленной съемке. Мужчина вскинул ружье к плечу и прицелился Отису в лицо. Казалось, в дуло можно влезть – настолько огромным оно казалось. Отис выстрелил и ощутил новый прилив страха – его пистолет издал едва слышный щелчок. Отис в ужасе подумал, что пистолет дал осечку, но стрелок упал на землю, как тяжелый мешок с картошкой.