Давид Кон - Заложник

— Как видите, никаких мистических заклинаний или таинственных заговоров, доктор. Совершенно материальные напоминания. Если все вокруг носят эти кисти, то вы видите их постоянно, и они постоянно напоминают вам о необходимости видеть Творца.

У Юсуфа в голове крутилась одна мысль: «Час от часу не легче». Он рассчитывал, что ситуация прояснится, а эти проклятые кисти еще больше ее запутали. Только добавили сомнений, может ли все быть так обыденно и просто.

Заложник, не понимая причин упорного молчания доктора, выдержал паузу и сказал:

— Наши мудрецы понимали, как важно добиться ощущения постоянного контакта с Творцом. Они всеми силами старались уберечь своих учеников от отвлекающих факторов.

— Отвлекающих факторов? — Юсуф с трудом оторвался от темного пятнышка на поверхности стола, которое он старательно рассматривал. — Что еще за отвлекающие факторы?

— О, их много, доктор. Пожалуй, слишком много в сегодняшнем мире. Пустая болтовня, разговоры ни о чем, сплетни, телепрограммы, Интернет. Все то, что захватывает внимание человека и отвлекает от главного. А еще женщины. Один из самых сильных отвлекающих факторов.

— С этим трудно не согласиться, — улыбнулся Юсуф. — Какой мужчина сможет думать о Творце, глядя на красивую женщину.

— А если она еще и соблазнительно одета. — Заложник поддержал было игривый тон Юсуфа, но тут же нахмурился и заговорил серьезно: — Именно из-за этого иудейские мудрецы ввели указания о скромной одежде для женщин и все запреты, которые сегодня доведены до абсурда из-за непонимания их сути, — не слушать женского пения, не вести с женщиной гламурных бесед, не смотреть на вызывающе одетых женщин и прочие.

Юсуф не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Он ощущал какую-то внутреннюю логику в словах заложника. Но именно эта логика и делала происходящее нереальным. «Это все шутка, — металась мысль в голове Юсуфа. — Этот человек просто шутит. Это не может быть правдой. Это красивый вымысел, и этот человек отдает себе в этом отчет. Он знает, что это вымысел, и просто дурачит меня. А я поддаюсь, как самый настоящий олух».

Заложник вновь почувствовал настроение доктора. Он перевел взгляд с темной поверхности стола на обитую металлом дверь, на серую стену, возле которой стояла его узкая кровать; на столб, подпирающий потолок, у противоположной стены, словно искал что-то, что может прийти ему на помощь. Но, не найдя ничего подходящего, вновь уперся взглядом в стол.

— Это не химера, доктор. И не мистика. Это наша реальность, наша жизнь в материальном мире и управление нашим бытием…

Юсуф не удержался и качнул головой, словно говоря: «Простите, но на этот счет у меня есть собственное мнение». Заложник нахмурился, навалился грудью на стол и сложил руки перед собой.

— Знаете, доктор, на Храмовой горе в Иерусалиме, там, где сегодня стоят мечети, когда-то стоял Иерусалимский храм. Иудеи считали этот Храм домом Творца. Но Храм был разрушен. Сначала вавилонянами, а потом римлянами. Я задавал себе вопрос, как же Творец допустил разрушение своего дома? Ведь он мог в одно мгновение отбросить от Иерусалима любую армию. Уничтожить и Вавилон, и Рим.

Юсуф, которого неприятно кольнуло упоминание о мечетях, стоящих на месте Храма, хотел сказать что-нибудь колкое, но последние слова заложника заставили его промолчать. К чему он клонит, этот человек? Заложник, не обращая внимания на недобрый огонек, вспыхнувший в глазах собеседника, выдержал паузу и продолжил:

— Я понял, что наш Храм, который должен был стать духовным центром мира, стал слишком материальным.

Заложник засуетился, задвигал руками и наморщил лоб, словно пытаясь подобрать наиболее подходящие слова.

— В Храме приносились жертвы. Обязательные ежедневные жертвы от имени всей общины сынов Исраэля. Кроме того, каждый человек мог принести свои собственные жертвы. Либо во славу Творца, либо замаливая какой-то грех, либо выражая благодарность. Желающий принести жертву должен был привести в Храм быка или барана, козла или ягненка. Приносили жертвы женщины, отрешившиеся от бремени. Люди, принявшие на себя обеты. Священники и простые люди со всей страны. Как вы думаете, сколько животных резали ежедневно в Храме?

Юсуф нетерпеливо пожал плечами. Откуда ему знать ответ на этот вопрос. Попытался прикинуть и спросил:

— Сколько людей жило тогда в Иерусалиме?

Заложник прищурился, вспоминая.

— Римский историк Тацит определял население Иерусалима в первом веке нашей эры в шестьсот тысяч человек. Иосиф Флавий говорил о миллионе. Но думаю, эти цифры сильно завышены. Другие историки говорят о двухстах тысячах. Это тридцать тысяч семей.

— Если каждый день хотя бы один процент жителей приносил жертвы, то это получается триста жертв.

— Пусть меньше, — согласился заложник. — Пусть сто жертв. Но это — сто животных, приведенных в Храм. Они ревут, мычат, блеют, поднимают пыль, испражняются. А забой? Представьте себе, что такое убить сто животных. И не просто убить, а еще и разделать определенным образом. Снять шкуру, слить кровь, отделить части, которые будут сожжены. Этим занимались на очень небольшом дворе два десятка священников, и на каждого из них приходилось по пять-шесть животных как минимум. А убивать их надо было определенным способом, каждое отдельно, особым ножом. Никакого электрического разряда и прочих новомодных методов забоя.

Заложник перевел дух.

— Вы хотите сказать, что Храм превратился в некое подобие…

Юсуф осекся, не желая произносить слово, которое может обидеть собеседника.

— В некое подобие бойни, — закончил заложник и кивнул. — Боюсь, что так. Добавьте к этому сотни людей, которые приходили в Иерусалим издалека. Кто-то из них приводил с собой животных, а кто-то собирался заменить жертву деньгами. Римские монеты надо было обменять у менял на монеты по половине шекеля. Представьте себе все это. Споры, подсчеты, звон монет, рев голодных животных.

Лицо заложника приобрело выражение возмущения. Он даже пристукнул сжатым кулаком по столу, отчего стальная цепь лениво шевельнулась.

— Храм стал слишком материальным местом. И в таком виде он не мог соответствовать Божественной идее.

Заложник выдержал еще одну паузу, вздохнул и закончил:

— Материальность убивает, доктор. Не только храмы, государства, но и людей. Она превращает в ничто самые чистые и высокие энергии, которые мы получаем из духовного мира. Но, живя в материальном мире, мы не можем отрешиться от всего материального. Мы не можем не жить материальными страстями и устремлениями. И единственным нашим спасением является видение Творца. Только оно способно хоть как-то соединить нас с духовным миром. И хотя это очень трудная работа, но нам придется ее выполнить. Придется.