Сара Пирс - Санаторий

Элин пожимает плечами:

– Я рада, что сама за ней ухаживала.

И это правда. Лучше объяснить все равно не получится. До этого она и не знала, что способна проявить такое терпение, такую самоотверженность. Но это далось легко.

Рефлекс. Забота о матери. Воздаяние. И Элин на удивление нравилась рутинная работа. Ничего похожего на непредсказуемость службы в полиции, с постоянным чувством, что она оставила какое-то дело незавершенным.

– Мне кажется, это потрясающе. Заботиться о ком-то, – Лора колеблется, ее голос слегка дрожит. – Мне жаль, ты же знаешь. Твоя мама… она была чудесным человеком.

Элин растерянно моргает. И вот опять: снова на миг появляется прежняя Лора, которая легко выплескивает эмоции, с готовностью отдавать, ничего не получая взамен.

Элин уже открывает рот, собираясь ответить, но слова застревают в горле. Их взгляды встречаются, и Элин отворачивается.

Она наклоняется и собирает в стопку рассыпавшиеся листки. А потом понимает, что это не бумага, а фотографии. Самая верхняя приковывает взгляд. Это женщины, сидящие рядком на веранде снаружи. Они худые и выглядят болезненно, глаза смотрят в камеру. Прямо на Элин.

Пациентки, понимает она, поеживаясь и ощущая, что прошлое отеля вторглось в настоящее, и внезапно осознавая, до чего тонкая грань отделяет ее от того, что было здесь прежде.

Она тут же чувствует, как тисками сжимает горло. Она не может сделать новый вдох. Грудь наливается тяжестью, а легкие словно заполняются жидкостью.

Не паникуй. Все пройдет. Только не здесь. Не перед Лорой.

Лора пристально смотрит на нее.

– Что с тобой?

Элин шарит в кармане, сжимая ингалятор.

– Ничего страшного. – Она нажимает на кнопку и пускает в легкие газ. – Астма. В последний год усугубилась. И высота, похоже, плохо действует. Или здесь слишком много пыли.

Лора по-прежнему пристально на нее смотрит.

Это ложь. Никакая это не астма. И на высокогорье Элин уже бывала, но не помнит никаких похожих симптомов.

Все дело в этом месте. В этом здании.

Организм реагирует на нечто, живущее здесь, дышащее, вплетенное в саму ДНК этого отеля, ставшее частью его стен и пола.

– Похоже, они не придут.

Уилл ковыряет ложкой остатки лимонного мусса и смотрит на Элин.

Она делает вид, что не слышит, и кладет в рот кусок шоколадного пирожного. Оно рассыпчатое, с горьким шоколадом, но все равно разочаровывает – слишком плотное и приторно сладкое. Элин отодвигает тарелку.

– Элин?

Уилл пытается встретиться с ней взглядом.

Элин смотрит в стол. На керамических блюдцах между ними оплывают две плоских свечи, мерцание огня подчеркивает структуру дерева. На столе – остатки трапезы: полупустые винные бокалы, скользкий от конденсата кувшин ледяной воды и обязательная хлебная корзина, от которой Уилл никогда не отказывается.

– Эл? Ты слушаешь?

– Мы же сказали – в половине восьмого.

– Да. – Уилл смотрит на часы. – А сейчас уже почти полдесятого. Вряд ли…

Элин берет телефон. Пропущенных звонков нет. И сообщений тоже.

Лора и Айзек просто не пришли. Борясь со злостью, она корит себя. Он не изменился. И никогда не изменится. Да и с чего бы вдруг ему меняться?

Глаза щиплет от разочарования и стыда, и Элин отворачивается, делая вид, что рассматривает столовую. Народу в ней полно, почти все столики заняты, стоит гул разговоров. Вечером обстановка становится не такой строгой, ослепительно-белый цвет стен смягчается огнем в камине и свечами. Но стекло… Элин оно ненавистно. Ненавистно чувство уязвимости, которое оно вызывает.

Окна доминируют в дизайне даже вечером. Они тянутся вдоль всей стены, и помещение выглядит как открытая сцена, темнота снаружи сливается с бледными, мерцающими отражениями людей внутри.

Уилл берет Элин за руку и переплетает с ней пальцы.

– Ты расстроена, да? Ожидала чего-то… – он подыскивает нужное слово. – Чего-то другого?

Элин тянется к кувшину с водой и наливает чуть-чуть в свой бокал.

– Да, хотя и зря. Он всегда такой. Показывает свою власть. Получает какое-то извращенное удовольствие, зная, что я буду вне себя. Именно это ему нужно. Реакция.

– Я заметил еще одну реакцию, – легко слетает с языка Уилла. – Лора. Ты не говорила, что знакома с ней.

– Не думала, что это важно. – Элин смотрит на свечу, на дрожащее пламя. – Это было сто лет назад. Мы были детьми.

Уилл ждет продолжения.

– Наши матери были школьными подругами. Ее мама вышла замуж за швейцарца, с которым познакомилась, когда преподавала английский в Японии. Когда родилась Лора, они переехали сюда. – Элин пожимает плечами. – Они редко приезжали. Я видела Лору раза три или четыре.

Она проигрывает в голове сцены из прошлого. С той минуты, когда ежегодно в августе приезжали Лора и ее мать Корали, Элин и Лора становились неразлучными. Часами купались, плавали на каяках, устраивали пикники в лесу у пляжа – с начиненными мягким сыром багетами и здоровенными кусками имбирного кекса.

Когда Лора уезжала домой, лето для Элин заканчивалось. Она часами сочиняла подруге письма и звонила ей каждую субботу.

Но Элин понимает, почему пытается преуменьшить значение их дружбы – воспоминания о Лоре тесно переплетаются с памятью о ней самой, какой она была до гибели Сэма, и Элин не может смириться с тем, в кого превратилась.

Но ее гложет кое-что еще – с самого приезда Элин пытается избавиться от чувства вины. Вины за то, как резко она порвала с Лорой, как их дружба в один миг съежилась и умерла.

– Ты никогда не приезжала к ней в гости?

Она качает головой:

– Мама хотела, но денег было маловато.

– И вы не поддерживали связь?

– Нет, – резко отвечает она. – После смерти Сэма все прекратилось.

Элин вспоминает письма Лоры. А позже – сообщения в мессенджере. Но Элин отвечала неохотно – один раз, второй, а затем переписка иссякла сама собой. Почему-то так было проще – не общаться. Не только из-за воспоминаний, но и потому, что в глубине души Элин завидовала Лоре. Ведь ее жизнь не изменилась. Она могла двигаться дальше.

– Ты знаешь, как она сошлась с Айзеком?

– Наверное, через соцсети. Он приехал сюда по работе… Лозаннский университет не так далеко от Сиерре… Там живет Лора. Она помогла ему устроиться. Мне почему-то кажется, что это было не случайно, он знал, что я буду в бешенстве.

– Так не обращай внимания. Просто веселись. Не давай ему того, чего он хочет. Расслабься. – Уилл откидывается на спинку стула. – Эта… затея с отпуском будет иметь толк, только если ты не станешь принимать все так близко к сердцу.

Элин скользит взглядом по залу.

– Я пытаюсь, но это место… Есть в нем нечто странное, тебе не кажется? Нечто жутковатое.