Элиза Джейн Брейзер - Если я исчезну

Интересно, а как он относился к тому, что ранчо, возможно, достанется тебе? Мотив , вспыхивает у меня в голове.

– Что изменилось?

– Дело было в пасхальное воскресенье. – Он продолжает чистить и натирать инструмент до блеска. – Мы с дочками были у родителей. Морони и Тасия тоже были. И Джед. Рэйчел пилила Джеда прямо там, за столом. Мама была на седьмом небе.

– Что она говорила?

– Ну… Не помню точно. Что-то по поводу того, какой он бестолковый и бесхарактерный. У Джеда было много проблем; я реально сочувствовал этому парню.

Я вспоминаю все случаи, когда я пилила Джеда. И считаю, что он это заслужил. Но меня не удивляет, что Гомер считает иначе.

– Знаешь, Рэйчел устроила настоящую вендетту против мужчин.

– Как вы думаете, почему? – спрашиваю я, нарочно включая дурочку. Он ее брат. Он и ее отец были единственными особями мужского пола на многие мили вокруг.

– Я не собираюсь строить догадки. – Он останавливается, и я понимаю, что потеряла в нем союзника. Но мне позарез нужно усыпить его бдительность и убедить его, что мы не враги друг другу.

– Понятно, – произношу я, и это лучшая реакция, которую я могу предложить. – А дальше что произошло?

– Рэйчел безапелляционно заявила, что, когда это будет ее дом, мужчин здесь не будет. Что-то в этом роде, – говорит он, а я практически уверена, что Рэйчел могла выразиться и похлеще.

– На этом моменте мама вынесла свое завещание. Как вы понимаете, Пасха удалась.

Я наклоняюсь ближе. Краем глаза я вижу ранчо, темнеющее вдали, как миска с кровью.

– Кому по ее завещанию доставалось ранчо?

Он вытаскивает изоленту.

– Ее собакам.

От неожиданности у меня перехватывает дыхание.

– Что-о-о-о?!

– Она завещала ранчо своим собакам, а моего отца это ужасно развеселило, только и всего. Мама любит поступать подобным образом. Ей нравится играть с людьми.

Мне вспоминается слово, которое использовал Джед: «Наказывать».

– А так вообще можно делать? – Мне кажется, у твоей матери есть все шансы пережить своих собак.

– Даже если нельзя… – Он пожимает плечами. – После оглашения завещания речь перевели на другое, но нам-то стало понятно, что ловить тут нечего. Вот почему Рэйчел ушла. Она прожила здесь больше тридцати лет. У нее никогда не было собственной жизни. Она так и не обзавелась собственной семьей. По правде говоря, я думаю, она возлагала какие-то надежды на это место. Даже если бы ранчо досталось мне, она понимала, что для нее мы всегда найдем местечко, – красуясь собой и своим благородством, говорит он.

Вдруг он останавливается и хмурится, затем смотрит на меня таким взглядом, каким смотрят психиатры: будто это я выворачиваю перед ним душу.

– Я не зря тебе все так подробно рассказываю. От Клэм я узнал, зачем ты на самом деле приехала сюда. Она говорит, что ты… очарована Рэйчел. – У твоего брата есть классная привычка сглаживать углы и употреблять более мягкие выражения . – Я очень надеюсь, что, услышав от меня правду, ты просто уедешь домой.

Странно, как больно это ранит. Этот милый, хороший мальчик не хочет, чтобы я осталась. Все это очень нелогично, и тем не менее его попытка защитить меня выглядит в моей голове так, будто он меня отвергает. Почему он хочет, чтобы я уехала? Какой за этим скрывается мотив?

– Какую правду?

– Рэйчел сюда не вписывалась. Людям было неуютно в ее присутствии. – Пот струится у него по лбу, ему будто больно говорить такие вещи. – Очень многим с ней было некомфортно, ее было слишком много . – Я не сомневаюсь, что он тоже так считает: Гомер со своей милой, любезной, услужливой женой. Мне так и хочется сказать ему, что он понятия не имеет, каково это – быть женщиной, когда по большому счету у тебя только два выхода: быть неудобной или исчезнуть. Мне хочется высказать ему все это, потому что частичка меня не теряет надежды, что он сможет меня понять, хотя головой я чувствую обратное.

Он с лязгом захлопывает дверцу.

– Готово.

Я выхожу из задумчивости.

– Правда?

– Ага. – Он складывает инструменты. – Пара пустяков.

– В чем была поломка?

Сдвинув брови, он отвечает:

– Провода порвались.

– Вы имеете в виду, что кто-то их перерезал?

– Зачем кому-то это делать? – Он приподнимается с земли, а я понимаю, что совершенно забыла спросить его о Флоренс. Он направляется в сторону квадроцикла, так что заискивать и юлить мне некогда.

– Могу я задать вам вопрос?

Он останавливается и медленно оборачивается.

– Что ж, Сера, ты его уже задала, – и он улыбается так же, как твой отец.

Мои губы сжимаются, и я обнаруживаю, что не могу подобрать слова и ничего не соображаю. Из-за того ли, что он виновен, или оттого, что я чувствую себя виноватой, спрашивая подобное?

– Флоренс Уиплер.

– Что? О чем ты? – спрашивает он таким тоном, будто говорит с буйнопомешанной.

– Вы встречались, верно? До того, как она исчезла. – Его лицо вмиг становится отрешенным, а мне на память приходят те моменты, когда я приставала с расспросами к Джеду. Тогда, даже обвинив его в убийстве, я чувствовала себя в безопасности. Сейчас у меня нет этого чувства. Вмиг создается ощущение, что передо мной уже совершенно другой человек, не похожий на того, кто стоял здесь секунду назад. И когда этот новый кто-то ( тьфу, ну ведь тот же Гомер! ) начинает отвечать, впечатление такое, что перед тобой робот.

– Н-нет, – говорит он так, будто я ошибаюсь.

– А я думаю, что да.

– Я… Почему ты так говоришь? Кто тебе это сказал? Что ты такое говоришь? – Он говорит медленно, но видно, что он сердится. Его щеки с такими прекрасными ямочками горят.

– Я видела ваши имена, вырезанные на дереве.

Слишком поздно я понимаю, что совершила фатальную ошибку.

– Что ж, Рэйчел, это не то чтобы настоящая улика. Кто угодно может написать чье-то имя на дереве. – Он приближается ко мне с инструментом в руках. – Где ты нашла это дерево? Так, из чистого любопытства. Думаю, мне стоит разобраться с этим. Я бы не хотел расстраивать свою жену.

Он улыбается по-идиотски, ну точно как твой отец, словно все происходящее – забавная игра.

У него есть как минимум десять способов убить меня своим инструментом. Я совершенно одна. Твоих родителей рядом нет. Джед вообще теперь не сможет прийти мне на помощь. Если я исчезну прямо сейчас, об этом никто не узнает. Никто, кроме Клэм, которая ждет меня на ужин. Но Гомер – ее муж. Он может сказать ей что угодно. Например, что меня не было дома, когда он приехал. Он может похоронить меня на кладбище домашних животных или зарыть под кустами ежевики. На ранчо тысяча и одно место, где он может бросить мое тело, и никто никогда меня не найдет.

– Я точно не помню.