Лори Фариа Столарц - История Джейн N [litres]

Мять.

Обнимать.

А жесткие простыни все так же холодили мне ноги.

– Скоро все закончится, – пообещал он.

Но я все еще сижу и жду, пытаюсь выровнять дыхание, убедить себя, что я на свободе. Это только сон. Не надо воспринимать его слишком серьезно.

Нет абсолютно.

Никакого повода.

Для внезапного.

Приступа.

Паники.

Я встаю и переодеваюсь. Внизу натягиваю пальто, не в силах побороть озноб.

Мама отрывается от кружки и видит меня. Ее взгляд останавливается на черном пальто.

– Сегодня будет жарко.

– Пойду в приют, – говорю я, как будто это объясняет теплую одежду летом.

– Хочешь, я тебя отвезу?

– Спасибо, но я лучше прогуляюсь. Мне нужен свежий воздух. – Что еще более важно, мне нужно уйти.

– Как насчет завтрака? Я купила черничные кексы.

– Энджи обычно приносит пончики. – Неправда.

– Ладно, может, пообедаем, когда ты вернешься. – Она тянется к тарелке. Та скрежещет о гранит, как ногти по грифельной доске. Как тарелки, сложенные в коридоре за лазом.

Кажется, я прощаюсь. Вроде даже закрываю за собой дверь. Отсчитываю двадцать два шага двадцать два раза, твердо маршируя в приют, чтобы сдержать слово.

При виде меня Энджи сияет.

– Я знала, что ты не устоишь перед собачьей девицей в беде. Не правда ли, мой доморощенный кинолог?

Я хочу увидеть Лемон. Иду в кошачью гостиную. Лемон сидит в центре комнаты, мордой к двери, как будто ждала меня все утро.

Я подхватываю ее, гадая, вела ли она себя так же, пока меня не было. Сколько дней, недель или месяцев Лемон просидела на одном и том же месте, пока это не потеряло смысл? Беру ее в кресло-качалку и баюкаю, как мама куклу Пэмми.

Кошка мурлычет у меня на шее. Тепло ее тельца на груди помогает мне почувствовать себя чуть менее сломленной. Я остаюсь здесь, в этом моменте, точно так же, как сидела в душе, стремясь задержаться в промежутке между днями.

Но вскоре появляется Энджи, несколько раз проходит мимо двери. Мне пора.

Ее проект лает, едва меня завидев. Я лезу в карман за пригоршней угощения и бросаю его в клетку. Пока собака обнюхивает и поедает лакомство, я трусь о прутья, распространяя свой запах так же, как Мейсон. Столько ночей я сидела у дыры, нюхала руки и вдыхала стойкий аромат его кожи, похожий на запах лавандового мыла.

Съев последний кусочек, собака снова смотрит на меня. Я сажусь перед ее клеткой и вытаскиваю из кармана игрушку – веревку с петлей на одном конце и жестким резиновым мячом, размером с теннисный, на другом. Просовываю его через решетку. Собака бросается на мяч, впивается в него зубами, рычит с пеной у рта.

Я держусь за веревку обеими руками и тащу дворнягу по полу к себе. Она упирается. Я ослабляю хватку, чтобы собака победила. Она выплевывает игрушку и отступает, все еще желая поиграть, все еще стремясь дать отпор.

Я беру веревку и продолжаю нашу игру в перетягивание каната и наконец выбираю питомице имя. Я собираюсь назвать собаку Отвагой, и каждый раз, произнося кличку, вспоминать, что мне нужно.

Я представляла себе коридор другим – не таким длинным и широким. Детектор дыма на потолке мигал неоново-зеленым светом. На стене висели два крошечных ночника – Микки-Маус и Даффи Дак – как будто в детской комнате.

Я оставила дверь открытой, чтобы наружу попадал дополнительный свет, затем двинулась по коридору и тут заметила на стене синие и зеленые меловые отметки – выцветшие слова, написанные рукой ребенка:

ПРОСТИТИ.

ПРОСТИТИ МЕНЯ!!!!

Я БУДУ ХАРОШИМ МАЛЬЧИКОМ.

ПАЖАЛУЙСТА ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ!!!

Еще там имелись карандашные рисунки: футбол, фрисби, карты и баскетбол.

Здесь что, держали и детей? На кафеле в моей ванной писал ребенок? Он или она сбежали из комнаты? И если да, то где они сейчас? Я вообще хотела знать?

Я двинулась по коридору, стараясь ступать бесшумно, хотя всего несколько минут назад чувствовала себя такой храброй, гремела, сколько мне хотелось.

Я миновала пару комнат; двери были закрыты. Я вообразила за ними домашнюю технику – духовку, резервуар для воды, выключатель. Я насчитала до конца коридора десять шагов – десять, а не двадцать два. Он что, специально дольше ходил каждый раз, когда приносил мне еду? Хотел, чтобы я поверила, будто коридор длиннее, чем есть на самом деле?

Я схватила ручку и попыталась повернуть ее, уже зная, что произойдет. Тем не менее, когда она не двинулась, у меня все сжалось в животе. Я прильнула лбом к двери, слыша стук ключей, щелчок замка, топот и лязг подносов с едой: призрачные звуки преследовали меня, эхом отзывались в мозгу, играли с разумом.

Я вернулась в комнату за блоком, по пути уронив пружину; та покатилась по земле. Я поспешила поднять ее и сунула за пояс спортивных штанов. Взяв блок, я вышла назад в коридор и направилась к двери, стиснув зубы от напряжения.

Наконец я обрушила груз на ручку. Раздался громкий лязг, когда камень встретился с металлом. Блок упал на пол и приземлился мне на ногу – на носок ботинка. Я взвыла.

Нога заболела. Палец запульсировал.

Ручка же осталась на месте.

Я снова подняла блок, прижала его к груди и отступила на пару шагов; жжение пронзило мою лодыжку. Подняв блок высоко над головой, я грохнула его на ручку изо всех сил. Та поддалась, но осталась в гнезде, вися под углом вниз. Я повторила подход еще два раза.

Наконец сработало.

Ручка упала на пол.

Но дверь все равно осталась закрытой.

Почему?

На месте ручки теперь зияло отверстие с металлической планкой, проходящей через пространство внутри дерева. Мне нужно было его открыть.

Дрожащими руками я ударила блоком по отверстию. Тщетно. Я попробовала еще раз.

Что-то треснуло.

Дверь распахнулась.

Я поковыляла наружу в поисках Мейсона. Где туннель, о котором он говорил? Его комната должна быть через несколько дверей, с другой стороны.

Передо мной маячила лестница. Может, дверь спрятана в стене, сбоку от ступенек? Я провела рукой по панелям в поисках шва или трещины.

– Мейсон? – позвала я, стараясь говорить тихо.

Я поднялась по лестнице, надеясь найти другой путь. Очередная дверь ждала меня наверху. Я тронула ручку, подозревая, что и та не повернется, но она поддалась, и я поспешила внутрь, закрыв за собой створку.

Здесь, на втором этаже, все было по-другому – светлые деревянные полы, кремовые стены. Я сделала еще один шаг. Слева от меня располагалась кухня. Справа – гостиная. Я оглянулась. По обе стороны коридора тянулись двери.

– Мейсон, – прошептала я в полном замешательстве. Это был не заброшенный склад. А чей-то дом. Тишину нарушало только мое дыхание.

Я поискала телефон. На стене висел телевизор. Окна были закрыты шторами. На столе стояла грязная посуда.