Джон Маррс - Тьма между нами

«Все кончено, — подумала я. — Теперь он от меня уйдет». Сперва скрывать правду было несложно, потом живот стал расти. Я начала носить мешковатую одежду, а во время секса вообще не раздевалась (школьная форма его особенно заводила). Не хотела ничего говорить, чтобы не расстраивать его и не нагружать своими проблемами, как моя мать нагружала отца. Ведь когда происходит что-то серьезное, с чем родители не могут справиться, они просто бросают вас и исчезают навсегда. Как мой папа. Он называл меня своей «единственной девочкой», однако все равно ушел. Может быть, поэтому я и начала спать со всеми подряд — мне хотелось, чтобы кто-то любил меня так же сильно, как он.

А теперь от меня уйдет Джон, и я не знала, как это пережить. Я не хочу — не могу — больше терять любимых.

Я закрыла глаза и отвернулась.

— Ты беременна? От меня?

Я резко обернулась и прожгла его взглядом. Как он мог сомневаться?

— Поверить не могу, — сказал Джон, качая головой. — Это же здорово! Стану отцом…

Я не поверила своим ушам.

— Что?

— Стану отцом, — повторил он. — Это потрясающе.

— Правда? — выдохнула я. — Ты рад?

— Конечно.

Джон обхватил мое лицо ладонями и страстно поцеловал. Я была на седьмом небе от счастья и мечтала лишь, чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался. Через мгновение он оторвался от моих губ, зажег косяк и затянулся. Я хотела присоединиться к нему, но Джон оттолкнул мою руку.

— Тебе нельзя курить! С выпивкой и таблетками тоже завязывай, чтобы не навредить малышу.

От его слов у меня перехватило дыхание. «Не навредить, — стучало у меня в голове. — Не навредить». Я так хотела быть счастливой, что на мгновение забыла о своем проклятии, об этой мине замедленного действия, заложенной в моих генах. Я уже навредила малышу, и не существует способа это исправить. Даже если вы́ношу, жить он не будет. Видела фотографию ребенка с прозэнцефалией в медицинском журнале в городской библиотеке. Меня чуть не вырвало. Мозга у этого существа не было, а лицо выглядело как скомканная фотография: искореженный рот, нос где-то в другом конце, а посередине глаз, как у циклопа. Такие дети умирают через несколько минут после рождения. Так что даже если я упьюсь, обколюсь и выкурю все косяки мира, хуже не станет.

Но Джону об этом я сказать не могу, потому что тогда он уйдет. На глаза у меня наворачиваются слезы.

— Все хорошо, — Джон улыбнулся и погладил мой живот. — У моей Лолиты скоро будет своя маленькая Лолита.

За те несколько недель, что прошли с этого разговора, тело здорово раздалось, словно одобрение Джона накачало его, как воздух — надувной замок. И вместо того, чтобы горевать о неизбежном, я позволила себе вообразить бесконечное счастье для нас троих. Уговаривала сама себя, что мама ошибается, как и врачи, которые брали у меня анализы в детстве, и что никаких дефектных хромосом у меня нет. А прошлогодний выкидыш — просто трагическая случайность, банальное невезение, а не неизбежный исход событий. И когда мой новый ребенок появится на свет, он будет совершенно здоровым. Фантазии настолько меня захватили, что я погрузилась в них с головой.

— Что будет, когда малыш родится? — спросила я как-то Джона.

Мы сидели в кафе для дальнобойщиков неподалеку от центра. Джон выглядел как настоящая рок-звезда: в зеркальных солнечных очках, с гладкой, уложенной гелем прической. И с кровавым подтеком на рукаве в районе локтя.

— В смысле? — пробормотал он заплетающимся языком, лениво размешивая сахар в кофе.

Похоже, у него похмелье после вчерашнего выступления. Я, к сожалению, из-за плохого самочувствия не смогла прийти его поддержать.

— Где мы будем жить? Переедем к тебе?

Джон зевнул и откинулся на спинку.

— Моя квартира — не место для ребенка, сама знаешь.

— Не знаю. Ты никогда меня туда не приглашал.

— Еще бы. Это просто свинарник, где мы репетируем. Ребенку там не место. Даже я обычно ночую у друзей. Почему бы тебе не остаться с матерью?

— Она с ума сойдет, когда узнает, что я беременна.

— Тогда встань в очередь на муниципальное жилье. Несовершеннолетней матери точно не откажут.

— Мы могли бы поселиться вместе, — с надеждой предложила я.

— Ты же знаешь, что я не могу.

— Почему?

— Из-за твоего возраста. Тебе пятнадцать, а забеременела ты в четырнадцать. Если это всплывет, меня арестуют, и группе придет конец. А у нас только-только дела пошли в гору: скоро предложат подписать контракт с крупным лейблом. Ты же не хочешь все испортить, правда? Я стараюсь для нас. Просто нужно немного подождать, и мы обязательно будем жить вместе. Обещаю.

Мне очень хотелось бы верить ему, и на мгновение я разрешила себе представить, как мы будем жить все вместе, весело и счастливо, в большом красивом доме, но реальность быстро возвращает меня с небес на землю: что бы я себе ни придумывала, мое тело уже все решило. Врачи не ошиблись. И у меня никогда не будет той жизни, о которой я так исступленно мечтала.

Я заплакала. А Джон даже не поинтересовался, что меня так внезапно расстроило. Он просто молчал. Когда луч солнца упал на его очки, я увидела, что его глаза закрыты. Он спал.

И сейчас Джона нет рядом со мной. Зато мама здесь. Как только она оправится от потрясения, возьмет процесс под свой контроль. Всегда так делает. И сумеет втолковать ему, что я не виновата в смерти нашего ребенка. Заставит его понять. И он меня не бросит.

Двадцать три года назад

У меня перехватывает дыхание.

— Ты… — начинаю я. Закончить не хватает духу.

— Похоже, началось, — плачет Нина. — Раньше срока. И я не знаю, что делать.

Боль искажает ее лицо, тело сводит судорогой; она стискивает живот. Так вот почему в последние несколько недель мне так часто приходилось писать записки в школу с просьбой освободить ее от занятий в спортзале… Нина отговаривалась сильными менструальными болями, а на самом деле это было нечто абсолютно противоположное. Ей не хотелось, чтобы девочки в раздевалке заметили живот. Интересно, о чем еще она мне лгала?

— Приведи Джона. Мне нужен Джон, — умоляет она.

— О ком ты? Не знаю никакого Джона.

Это бессердечно — обманывать ее, когда она столь уязвима, но я ничего не могу с собой поделать. Как бы я ни была сейчас растеряна, одно знаю точно — этот ублюдок никогда не приблизится к моему дому. И к моей девочке.

— Сосредоточься на дыхании, — командую я.

Нина рыдает, перемежая свое бормотание короткими всхлипами:

— Его зовут Джон Хантер. У меня в кармане куртки адрес. Он мне нужен, без него я не справлюсь.

Меня передергивает при звуках его имени.

— А номер телефона есть?

— Нет.

— Тогда ничего не получится. Я не могу оставить тебя сейчас одну.