Джон Маррс - Тьма между нами

Валюсь на спину, нащупываю стену и начинаю молотить кулаками и отрывать картонки из-под яиц, сдирая в кровь пальцы и ломая ногти. Даже в беспамятстве отдаю себе отчет в том, что она услышит меня через отверстие, которое я проковыряла, но мне уже все равно.

Жажда свободы обошлась мне слишком дорого. Нина убила Дилана, чего я всегда боялась. И виновата в этом я, поскольку втянула его в нашу схватку. В смерти внука я виновна не меньше, чем моя дочь.

Нина совсем перестала соображать. Убив отца, она сделала то, чего он заслужил. Но Дилан ни в чем не был виноват. Как Салли Энн Митчелл.

Двадцать три года назад

Элси с недоумением смотрит на запеленатого младенца, лежащего на диване в подвале.

— Что за ребенок? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне. — И почему ты держишь его здесь, а не наверху?

— Мой внук, — только и успеваю выдавить я, прежде чем разрыдаться. Но стоит только начать говорить правду, как она извергается из меня потоком, словно горящая лава из проснувшегося вулкана. Я рассказываю всю нашу ужасную историю целиком, ничего не утаивая: и про первую беременность Нины, и про ее насильника-отца, и про то, почему мне пришлось соврать ей, что ребенок родился мертвым. Я на грани нервного срыва, мне нужна помощь.

Когда я замолкаю, Элси поднимает Дилана и баюкает, прижимая к себе. Смотрю на них, парализованная ужасом, в ожидании ее реакции. Не удивлюсь, если она сейчас обругает меня последними словами и повторит очевидные вещи: что я не в себе и мне нужно срочно обратиться в полицию. Однако все происходит иное.

— С моей Барбарой я поступила бы точно так же, — говорит она. — Когда рождается ребенок, ты даешь себе обещание всегда заботиться о нем и делаешь все, чтобы обеспечить ему лучшую жизнь. Ты поступила как настоящая мать, пусть даже незаконно. И теперь должна сделать то же самое для своего внука.

— Надо увезти его отсюда.

— Да, так мы и сделаем.

— Мы?

— Конечно. Я тебе помогу.

— Как?

— Я знаю очень хорошую семью…

Прошло три дня после рождения Дилана. Чтобы ездить за покупками, мне пришлось побороть отвращение и сесть за руль машины Алистера.

Нина уверена, что ее отец забрал машину с собой, когда ушел от нас, поэтому каждую неделю я переставляю ее с места на место примерно в полумиле от дома — достаточно далеко, чтобы она не заметила.

Уже во второй раз за эту поездку я глохну на светофоре, когда нажимаю на газ, забыв снять ногу с тормоза. Всё нервы. Меня раздражает тошнотворный запах апельсинового освежителя, свисающего с зеркала заднего вида. Он давно высох, однако его вонь впиталась в обивку. Не хочу никаких напоминаний об Алистере, поэтому срываю эту мерзость и вышвыриваю в окно.

Из-за бесконечных дорожных работ свободна только одна полоса проезжей части. Постепенно закипаю. Нужно скорее вернуться домой, а я теряю драгоценное время, потому что передо мной встал автобус, водитель которого всех пропускает и, видимо, совершенно никуда не торопится. В отличие от меня. Еле сдерживаюсь, чтобы не выскочить из машины и не высказать ему все в лицо.

Излишне вежливый водитель автобуса — не единственная и даже не главная причина моих нервов. Мне пришлось принять решение, которое навсегда изменит судьбы трех человек.

Я отдам ребенка.

Став свидетельницей того, как Нина, подвергнувшись мерзкому принуждению, забила до смерти клюшкой для гольфа своего отца, я решила для себя, что буду впредь оберегать ее от любых травмирующих ситуаций. А материнство именно из них и состоит: бессонные ночи, режущиеся зубки и постоянные болезни. Неизбежные сомнения в правильности собственных поступков и сравнение себя с другими, более успешными матерями. Сама прошла через все это и понимаю, что Нина не справится: слишком молода, неопытна и неустойчива.

Конечно, я могла бы помочь, но быть рядом с малышом каждый день, каждую минуту я не в силах. Надо работать и хотя бы иногда отдыхать. Припадок у Нины может повториться в любой момент. Никогда себе не прощу, если она причинит вред внуку.

Другая угроза для малыша — его отец: педофил, растлитель малолетних, который соблазнил мою девочку, зная, что она несовершеннолетняя… Если б Нина понимала его подлую натуру так же хорошо, как я, она тут же разорвала бы всякую связь с Хантером, чтобы не дать ему испортить ребенка. Чему этот извращенец сможет его научить? Или того хуже: что может с ним сделать? После той подлости, которую совершил Алистер, я больше не верю мужчинам. И наступать на те же грабли не стану.

Я обязана защитить Дилана, а значит, надо вырвать его из той смрадной среды, где он был зачат. К тому же Нина считает, что ребенок родился мертвым из-за ее генетического порока, которого никогда не было, так что пути назад нет.

— Черт! — вскрикиваю я и резко торможу.

Отвлеклась и чуть не въехала в другую машину. Подгузники, купленные в супермаркете, летят с заднего сиденья на пол. С тоской осознаю, что это последняя пачка, которую я привезу внуку, — скоро его заберут.

Мы ухаживаем за Диланом вместе с Элси уже три дня. Чтобы Нина не слышала плача, приходится держать малыша в подвале. В свое время Алистер сделал там ремонт, и это, пожалуй, единственное, за что я ему благодарна. Каждый раз, уходя, мы приваливаем матрас к двери, чтобы заглушить звуки, хотя Нина почти все время находится в полудреме из-за препаратов, которые я ей даю. Поначалу мы кормили малыша грудным молоком Нины, которое она откачивала молокоотсосом. Я наврала ей, что пользоваться им совершенно нормально даже после потери ребенка, однако вскоре до меня дошло, что в молоко могут попадать успокоительные, поэтому нам пришлось перейти на смесь.

Заботясь о Дилане, мы с Элси сильно к нему привязались. Держа на руках спящего малыша, я понимала, что не хочу его никому отдавать. Не хочу! Несмотря на все предосторожности, я заглотила крючок вместе с грузилом и леской.

Добравшись, наконец, до дома, смотрю на часы: Нине скоро понадобится новая доза снотворного. Когда вернусь на работу, покопаюсь в записях доктора Кинга и поищу альтернативное лекарство, которое позволит держать ее под контролем.

Входная дверь, тщательно запертая, почему-то открыта. Озадаченная, я быстро вхожу и сразу иду наверх.

— Нина, я вернулась, — говорю я, подходя к ее спальне. — Принести тебе чаю?

Толкаю дверь и с ужасом вижу, что комната пуста. Стоит полная тишина. Что-то не так.

— Нина, милая, ты где? — кричу я.

По-прежнему нет ответа. Обегаю весь дом, заглядывая в комнаты, и в конце концов нахожу ее в ванной на втором этаже. Она сидит на краю ванны спиной ко мне. На ней зеленая куртка, распущенные волосы разметались по капюшону. Не могу понять: она собирается уйти куда-то или уже вернулась? Ее поведение меня тревожит.