Шарлотта Линк - Дом сестер

Лора, кивнув, вытерла тыльной стороной руки слезы.

— Но я ведь могу остаться? — спросила она еще раз.

— Это не вопрос. Разумеется. Ты все здесь всегда так любила, верно?

— Я люблю все это и сейчас, — серьезно ответила Лора, — я люблю этот дом и землю больше, чем свою сестру. Иначе никогда не отпустила бы ее одну. — Она повернулась и вышла из комнаты.

Для Лоры это было непривычно драматичным заявлением, которое чрезвычайно удивило Фрэнсис. Но у нее не было времени задумываться над этим, так как, едва девочка вышла, появилась Виктория. Фрэнсис предположила, что она стояла под дверью и ждала, когда уйдет Лора. Она не была заплаканной, что было редкостью для женщины, у которой слезы всегда были очень близко; напротив, казалась очень спокойной. И напрямик перешла к делу.

— Ты отправляешь девочку? Из этого я могу сделать вывод, что то, о чем она говорила вчера вечером, правда?

— Я ее не отправляю. Она сама хочет уехать.

— И тебе это очень кстати, не правда ли? По крайней мере, что-то не похоже, чтобы ты пыталась уговорить ее остаться.

— Есть целый ряд причин, по которым, на мой взгляд, будет лучше, если Марджори уедет.

Глаза Виктории сузились.

— Что у тебя с Джоном?

— Ничего.

— Ничего? Значит, Марджори все выдумала?

— Нет. Но тем не менее ничего нет. Джон приехал ко мне, чтобы кое-что сообщить мне, и в какой-то момент мы оба ударились в воспоминания о прошлом. Может быть, повлияла гроза, которая уже висела в воздухе, я не знаю…

— Ваше «прошлое» было уже давным-давно.

— Именно. Поэтому оно вообще не играет никакой роли.

Виктория взялась за спинку стула. Складки, пролегшие от уголков ее рта к подбородку, в этот день были особенно заметны.

— Иногда я спрашивала себя, — сказала она, — смогла ли ты это когда-либо преодолеть. Ты и Джон ведь были единым целым. Неразделимым. А потом ты уезжаешь, и он женится на твоей сестре… Тогда я не слишком много об этом задумывалась. Я была так влюблена… Так счастлива… Мне никогда не пришло бы в голову сомневаться в чем-то или в ком-то.

«Конечно, нет, — подумала Фрэнсис, — сомневаться ты не способна».

Заметив, что сестра выжидающе смотрит на нее, она спросила не задумываясь:

— Господи, к чему это сейчас? Что ты хочешь услышать?

— Это было для тебя тяжелым ударом? Приехать сюда и увидеть нас с Джоном женихом и невестой?

Фрэнсис вздрогнула — и поняла, что сделала бесстрастное лицо на одну секунду позже, чем надо. Это было видно по выражению глаз Виктории. Сестра все поняла. Она спросила, было ли это для нее тяжелым ударом. Ответ можно было прочитать в глазах Фрэнсис: это был удар, который жег ее до сегодняшнего дня. Он оставался таким же болезненным, как и в первый день.

— Да, — ответила Фрэнсис, так как в этот момент не могла сказать ничего другого. — Да, это был тяжелый удар. И он остается таким же и сегодня.

Сестры посмотрели друг на друга в упор: Виктория — удивленно, потому что она не ожидала услышать честный ответ, а Фрэнсис — выжидающе.

Наконец Виктория сказала:

— Да… Тогда все понятно.

— Я не знаю, что тебе понятно.

— Вероятно, ты еще во время нашего брака… — Виктория не закончила фразу. Это было слишком чудовищно, немыслимо, и это было очень трудно произнести.

На сей раз Фрэнсис подготовилась. Она посмотрела своей сестре прямо в глаза.

— Нет. Во время вашего брака ничего не было. Абсолютно ничего. — Ей удалось не покраснеть.

На лице Виктории отразилась борьба между недоверием и желанием поверить сестре. Прежде чем недоверие одержало верх, Фрэнсис бросила свой козырь. Когда-то это все равно придется сказать — так почему не сейчас, когда это может спасти ее шкуру?

Она встала, подавив крик боли, — от длительного пребывания в сидячем положении у нее сильно болела спина. С самого утра Фрэнсис едва могла двигаться. Осторожно сделала пару шагов в направлении окна. На улице моросил дождь, и она знала, что сумрачный свет старит ее лицо.

— Наши отношения с Джоном, — сказала Фрэнсис, — ты так или иначе можешь забыть. Ты даже не представляешь, зачем он вчера вообще приходил.

— Зачем же?

Фрэнсис смотрела в окно, будто увидела там что-то интересное.

— Он и Маргарита женятся. Джон приходил, чтобы сказать об этом. Маргарита ждет ребенка.

Виктория не издала ни единого звука. Фрэнсис повернулась. Лицо ее сестры было белым как мел; посеревшие серые губы шевельнулись, но она ничего не услышала.

— Сделай мне одолжение, — сказала Фрэнсис более грубо, чем хотела, — не плачь. Лора плачет уже весь день. Я просто не в состоянии вынести столько слез.

В янтарных глазах Виктории что-то погасло. Блеск, который вселял в них жизнь.

— Я вовсе не плачу, — сказала она. Ее голос был хриплым, и в нем не было ни следа сдерживаемых рыданий.

На следующее утро Фрэнсис и Марджори отправились в путь. Виктория больше не показывалась и не появилась ни к ужину, ни к завтраку. Лора тоже оставалась наверху, в комнате, которую она до этого дня делила со своей сестрой.

Аделина собрала целую корзину продуктов.

— Это для тебя, дитя, — сказала она Марджори, — чтобы тебе было что поесть в Лондоне. Там ведь карточная система. Я еще испекла тебе мраморный кекс, ты ведь его так любишь…

— Спасибо, Аделина, — пробормотала Марджори.

— Нам надо ехать, — сказала Фрэнсис, проигнорировав сердитые взгляды Аделины.

Но она чувствовала себя хуже, чем казалось, и когда они с Марджори наконец сели в машину, Фрэнсис сказала:

— Послушай, Марджори, если ты все же хочешь еще подумать, то…

— Я совершенно точно не хочу подумать, — перебила ее девочка. — Я рада, что наконец могу уехать отсюда!

Это была прежняя Марджори: дерзкая, угрюмая, язвительная. Фрэнсис тронулась с места.

— Хорошо, — сказала она.

Они доехали на машине до Нортхаллертона и сели в поезд до Лондона. Он шел прямо на юг, и им не надо было пересаживаться в Йорке. В поезде было много народу, и Фрэнсис с Марджори с трудом раздобыли два сидячих места. Все говорили только о войне, о военных действиях немцев в России, которые одни оценивали как начало конца Третьего рейха, другие — как распространение национал-социалистической катастрофы. Фрэнсис не участвовала в разговорах. Время от времени она искоса поглядывала на Марджори. На лице у той было самодовольное выражение — она явно пыталась демонстрировать неестественно веселое расположение духа.

В Уэнслидейле шел дождь, но немного погодя, хотя по-прежнему было облачно, дождь перестал — и, начиная с Ноттингема, светило солнце.

— Это тоже одна из причин, по которой я никогда не хотела бы жить в Северной Англии, — сказала Марджори, — там все время идет дождь. На юге погода намного лучше.