Шарлотта Линк - Дом сестер

Фрэнсис плелась по длинному больничному коридору, потом возвращалась назад, и ей было очень плохо. Но она чувствовала, как к ней возвращаются силы. Снова пробуждалась ее воля к жизни, которую болезнь, кажется, почти сломила. Фрэнсис стискивала зубы. Она будет ходить. Она будет есть. Она станет здоровой. И тогда станет видно, что будет дальше.

Она подумала, что глаза обманывают ее, когда увидела Чарльза, идущего к ней по коридору. Она отпустила руку медсестры, на которую опиралась, и неуверенными шагами пошла к нему навстречу.

— Отец!

Он едва успел поймать дочь, прежде чем ее колени подкосились. Она лежала на его руках, вдыхая хорошо знакомый запах туалетной воды, сигарет и виски, и у нее было чувство, что после очень долгого отсутствия она опять вернулась домой.

— Мама тоже здесь? — наконец спросила Фрэнсис и подняла голову. Посмотрела ему в лицо — и испугалась чужого, отстраненного, почти враждебного выражения в его глазах. Невольно отступила на шаг назад — но тут же опять покачнулась от слабости. Отец снова подхватил ее под руку, успев удержать от падения.

— Я разговаривал с врачом, — сказал он. — Тебе разрешили уйти из больницы, считая, что в знакомой обстановке ты поправишься быстрее.

— Ты имеешь в виду, дома, на ферме Уэстхилл?

Чарльз покачал головой:

— Сейчас для тебя это будет слишком долгая поездка. Маргарет согласилась снова оставить тебя у себя — несмотря на все, что ты сделала. — Последнюю фразу отец произнес особенно резко, и Фрэнсис сразу заметила, как на его лице появилась обычная холодная сдержанность. На самом деле его переполнял гнев, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы по меньшей мере оставаться вежливым.

К ним подошла медсестра, все это время стоявшая в стороне. Она улыбалась.

— Я знала, что сегодня приедет ваш отец и заберет вас, — сказала она, — и мы хотели сделать вам сюрприз. Надеюсь, что нам это удалось…

Она продолжала улыбаться. Фрэнсис взяла себя в руки.

— Конечно, — ответила она, стараясь улыбнуться в ответ, — я на это не рассчитывала.

— Пойдемте, я помогу вам одеться и собрать вещи, — сказала медсестра и взяла ее под руку.

Чарльз, кажется, был рад отпустить дочь.

— Я подожду здесь. — Он даже не пытался изобразить на лице улыбку. — Не торопись.

Фрэнсис поплелась в палату и стала одеваться с помощью медсестры. Несколько дней тому назад Маргарет принесла ей кое-какую одежду на время выздоровления. Длинная шерстяная юбка болталась на Фрэнсис как мешок для картошки, а свитер висел на ее костлявых плечах словно костюм на огородном пугале.

— Берегите себя. Самое худшее позади, — сказала сестра, — сейчас вам нужно только как следует питаться, не так ли? Вскоре вы снова будете в порядке.

Фрэнсис оглядела себя в зеркале и подумала: как ужасно, что ее разгневанный отец увидел ее такой худой, как скелет, и бледной, как привидение… Если он считал, что она загубила свою жизнь, то ее нынешняя внешность могла только укрепить его мнение. Если б она могла добавить своему лицу хоть немного краски! В таком виде, как сейчас, Фрэнсис чувствовала себя безнадежно слабой и жалкой. Но у нее не было здесь ни помады, ни пудры; она ничем не могла изменить свое лицо. Пощипала себя за щеки, чтобы придать им налет свежести, но это не сильно изменило печальную картину.

— Я думаю, мы можем идти, — обратилась к ней сестра.

Нужно было еще попрощаться с другими сестрами и врачами. По тому, как все смотрели на нее, Фрэнсис поняла, что, должно быть, стала в больнице объектом всеобщей заботы. Все больше и больше понимала она, насколько серьезным было ее состояние.

Медсестра отнесла ее сумку вниз, к выходу, где уже ждал экипаж, заказаный Чарльзом. 19 декабря, шел дождь, и воздух был очень холодным. Над городом спустились сумерки. Фрэнсис знобило, и она обхватила руками свое исхудалое тело.

— Что за мрачный, серый день, — сказала она.

При этом и сама Фрэнсис, и ее отец понимали, что речь идет не только о погоде.

Больница осталась далеко позади. Фрэнсис, у которой от холода стучали зубы, глубоко вжалась в сиденье. Искоса взглянула на отца. Тот пристально смотрел вперед, его губы были плотно сжаты.

— Отец… — тихо произнесла Фрэнсис.

Он повернулся к ней. Его лицо выражало неприкрытый гнев.

— Да?

— Отец, я должна… должна потом вернуться в тюрьму? Ты знаешь, из-за…

— Из-за случая с полицейским. Да, я в курсе. Нет, — он опять отвернулся от нее, — ты можешь успокоиться. Обвинение снято.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осознать это.

— О, — воскликнула она изумленно. Чарльз молчал. — Это была не я, отец. Я бы тебе в этом призналась. Но это действительно была не я.

— У тебя почти не было шансов, — сказал Чарльз, — надеюсь, тебе это понятно. Ты заодно с этими… с этими суфражетками. Ты была в центре этого столпотворения. Камень прилетел точно с твоей стороны. Полицейский был очень тяжело ранен, и все указывало на тебя.

Фрэнсис понимала, что отец прав. Ее положение было отчаянным. Было?..

— Отец, почему тогда они не предъявили обвинение?

Чарльз все еще не смотрел на нее.

— Не всё ли равно, — возразил он.

— Нет, не всё равно. Я хочу знать.

Он немного помолчал, потом резко повернулся к ней:

— Это твой дед, благодари его. Тебе этого достаточно?

Из-за давнишнего семейного конфликта Фрэнсис никогда не видела своего деда в лицо. Для нее он был туманной фигурой из ее фантазий, древним стариком с седыми волосами и свирепым лицом, который сидел с недовольной физиономией в кресле в своем загородном поместье, будучи в разладе с собой и со всем миром. Фрэнсис задавалась вопросом, почему он вступился за внучку, которую не знал и которая к тому же являлась дочерью ирландской католички.

— Как он вообще узнал об этом? — спросила она растерянно.

— Я сказал ему, — ответил коротко Чарльз.

— Ты? Но я думала, что вы уже двадцать лет…

— Правильно. За последние двадцать лет мы не сказали друг другу ни слова. И я гордился этим. Гордился, что не нуждаюсь в нем. Гордился тем, что с легким сердцем отказался от всего. И он считал, что глубоко ранит меня, если лишит всего этого. Клянусь богом, я не хотел никогда больше его видеть. У меня не было отца.

Фрэнсис провела рукой по лбу; тот был влажным и холодным.

— Ты поехал к нему? — прошептала она.

— Поехал? У меня было ощущение, что я пополз. Я был вынужден стучать в его дверь и просить о помощи. Он мог торжествовать. И дал мне почувствовать свой триумф. Он наслаждался.

Что она могла сказать? Не было ничего, что сейчас не прозвучало бы глупо и скучно.

— Он был единственным, кто мог помочь, — продолжал Чарльз. — Граф Лэнгфилд из Палаты лордов. У него есть влияние и власть. Твоя мать и бабушка очень настойчиво просили, чтобы я к нему поехал. Для него было несложно доказать, что его внучка не могла бросить тот злосчастный камень и что она, пребывая в юношеском заблуждении, была втянута в историю, к которой в принципе не имеет никакого отношения. Он успешно справился со своей миссией. С тебя быстро сняли все подозрения.