Шарлотта Линк - Дом сестер

Фрэнсис ничего не возразила в ответ. Она лишь смотрела на парк, раскинувшийся внизу, в котором раньше в это время года осенние цветы образовывали ковер из огненных красок. Запустение было более заметно, чем Джон, очевидно, представлял себе. Между камнями на террасе образовались плотные подушки из мха, балюстраду покрывал зеленый лишайник. Фрэнсис зябко поежилась. Воздух сегодня и без того был прохладным, несмотря на солнце, но здесь, в тени этого огромного каменного дома, было по-настоящему холодно. Фрэнсис опять подумала о том, что она всегда страдала от этого холода, когда находилась в Дейлвью.

— В какой-то момент для меня это стало слишком, — продолжал Джон, — ее очаровательное лицо, ее огромные глаза, ее неспособность понять что-то из того, что происходило во мне… Но, может быть, я вообще всем пресытился. Я сам себя не узнавал. Думаю, алкоголь многое сжигает в человеке, даже то, что делает тебя тем, что ты есть. Он действительно меняет тебя. Ты становишься другим. — Он встал. — К черту, перед тобой мне незачем кривить душой. Принесу еще виски. Ты будешь?

Фрэнсис покачала головой. Она и так лишь притронулась к стакану, тот был почти полон. Посмотрела вслед Джону, когда он направился к двери в дом. В течение последних лет, когда они время от времени встречались — иногда каждую неделю, потом месяц или два не виделись вообще, — она, конечно, не могла не заметить, что Джон пил. Но не представляла себе, что он серьезно болен, или так настойчиво гнала от себя эту мысль, что она действительно никогда не проникала в ее сознание. Степень алкогольной зависимости Джона Фрэнсис реально поняла только этим утром.

Джон вернулся. В лучах солнца, которые тем временем робко пробились на веранду, виски в его стакане искрился как янтарь. Он наполнил стакан доверху.

Теперь встала Фрэнсис.

— Давай немного пройдемся по парку, — предложила она, — мне ужасно холодно. Аделине потребуется еще какое-то время.

Джон, который с бледным лицом в упор смотрел на стакан виски перед собой, сказал:

— Я не буду препятствовать Виктории. Она получит развод как можно быстрее. Иначе это будет нечестно.

Он опять сел в кресло. Немного виски выплеснулось из стакана ему на руку и оставило на ней влажный, блестящий след.

— Я просила тебя пойти в парк, — настаивала Фрэнсис с нетерпением в голосе.

Джон начал пить, сконцентрировавшись только на этом . Фрэнсис подождала немного, и вдруг ей показалось, что она исчезла из его сознания. Теперь она поняла, что имела в виду Виктория, когда сказала: «Порой я просто не существую для него».

Фрэнсис спустилась вниз по ступеням к парку. Замерзнув, сидя в тени на террасе, она по-настоящему ощутила тепло солнечных лучей. Солнце ласкало ее обнаженные руки. Она пошла быстрее, как будто это могло помочь ей сбросить с себя подавленность, охватившую ее. Высокий мрачный дом с множеством окон остался позади. Как и мужчина, который сидел на террасе и пил свой виски. Там же остался страх перед тем, что было, и печаль о том, что могло бы быть.

«Мы будем защищать наш остров, чего бы нам это ни стоило, — заявил Уинстон Черчилль, новый премьер-министр. — Мы будем сражаться на побережьях, мы будем сражаться на суше, мы будем сражаться в полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах; мы никогда не сдадимся…»

Вся Англия сидела перед приемниками и слушала ставшую впоследствии знаменитой речь Черчилля «Мы будем сражаться на побережьях», моментально проникшую в сердца людей. Она вырвала его соотечественников из состояния обреченности и летаргии в эти мрачные весенние дни 1940 года, когда немцы сражались в Норвегии, разгромили Бельгию, Люксембург и Голландию и напали на Францию. В условиях сильнейшей критики, которая со всех сторон сыпалась на него, премьер Чемберлен подал в отставку. Именно его политикой умиротворения агрессора, которую он проводил до 1939 года, объясняли тот факт, что немецкие войска с такой неудержимой мощью вторглись в Европу. Черчилль, его преемник, говорил совсем иначе — четко, ясно и без каких-либо приукрашиваний. Он назвал национал-социалистов в Германии «ужасными тиранами, как сами себя они еще никогда не обозначали в мрачном каталоге преступлений против человечности».

«Вы спрашиваете, что является нашей целью? — гремел его голос в Палате общин. — Я могу выразить это одним-единственным словом: победа. Победа любой ценой, победа, несмотря на весь этот ужас. Победа, независимо от того, насколько долгим и тяжелым будет путь к ней!»

В тот самый момент, когда англичане застыли в страхе перед триумфальным шествием немецких войск, Черчилль вернул им их веру в себя, их мужество, их решительность. Вся страна испытывала небывалый эмоциональный подъем после удавшейся эвакуации 33 000 британских и французских солдат из Дюнкерка, где у них, окруженных и беспрерывно обстреливаемых немецкими войсками, за спиной было только море. 860 кораблей и лодок курсировали по проливу в непрерывном челночном движении, доставляя солдат на спасительный остров. И хотя они прибывали туда с совершенно подорванным здоровьем и практически безоружные, их встретили с ликованием, как после победы. Их увели из-под носа у немцев. Врагу показали, что с англичанами нужно считаться [7] При этом англичане традиционно забывают о том, что, эвакуируясь на остров, практически бросили на произвол судьбы значительную часть французского контингента союзных войск (более 15 000 чел.), находившегося в арьергарде и прикрывавшего эвакуацию англичан. Всего в ходе операции «Динамо» в плену у немцев оказались ок. 50 000 солдат французской армии. .

Даже в Дейл-Ли, где жизнь всегда текла как во сне и, казалось, весь остальной мир был далеко в стороне, война оставила свой отпечаток. Большинство молодых мужчин были призваны в армию, кроме тех немногих, кто был незаменим на своих фермах. В конце концов, было необходимо каким-то образом обеспечивать снабжение продуктами населения Англии.

Дейл-Ли уже понес первые потери: погиб сын священника — во время осады Дюнкерка, при бомбардировке, предпринятой немецкой стороной, непосредственно перед самым началом эвакуации его подразделения. Отцу смогли передать труп солдата, чтобы девятнадцатилетний юноша мог быть похоронен на родине. Вся деревня, все окрестности приняли участие в похоронах. Все знали, что они оплакивают первую жертву — но не последнюю.

14 июня пал Париж. Вновь образованное правительство Петена в связи с катастрофическим положением потребовало прекращения огня. Генерал Шарль де Голль, которому удалось бежать в Англию, заявил, что никогда не признает эту капитуляцию. В последующие годы он из эмиграции поддержит движение Сопротивления во Франции и будет постоянно призывать своих соотечественников к борьбе против немецких завоевателей.