Сюзанна Янссон - Зимняя вода

Майя кивнула, пытаясь скрыть разочарование.

— Правда, перед этим я его сфотографировал.

— Можно взглянуть?

— Конечно.

Мартин вышел и вскоре вернулся с мобильным телефоном. Телефон был выключен, и Майя поняла, что Мартин давно им не пользовался. Найдя зарядное устройство и включив мобильник, он протянул его Майе. На фотографии она увидела вырванный из тетради лист в линейку. Рядом лежал конверт бледно-голубого цвета.

ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, было написано черным фломастером печатными буквами.

— Господи, — прыснула Майя. — Детский сад какой-то.

— Возможно. Но когда мы его получили, нам было не смешно. Особенно переживала Александра. Она тогда была беременна.

— Понимаю, — сказала Майя и снова посмотрела на фотографию в телефоне. — И никаких разъяснений, по поводу чего предупреждение?

Мартин отрицательно покачал головой.

— Но не трудно догадаться. Братья недвусмысленно давали мне понять, с чем мне стоит завязать.

— А на конвертах что-то было написано? Имелись ли марки? — спросила Майя.

— Нет. Кто-то просто опустил их в почтовый ящик у дороги.

— А потом кто-то перерезал веревки?

— Точно. Это было в октябре, если не ошибаюсь. Или в ноябре.

— И с тех пор больше ничего не происходило?

— Нет.

Они помолчали.

— А что там у тебя из вещей на берегу? — спросила Майя.

— Веревки и садки там так и лежат, насколько я знаю. Бакены. Сети. Плюс лодка.

Он посмотрел в окно над мойкой. Голые блестящие стволы деревьев острыми пиками вырисовывались на фоне еще не совсем темного вечернего неба.

— Могу забрать.

— Ты? Зачем тебе это?

— Хочу показать человеку, попавшему в беду, что я могу что-то для него сделать, а не только поедать булочки и резаться в карты.

Он опустил глаза.

— Хорошо. Конечно. Буду благодарен. У тебя есть фаркоп? Если нет, можешь взять мой. И прицеп у меня есть.

— Буду знать. Тогда съезжу, как смогу. Пока не скажу точно, когда, но постараюсь сделать как можно скорее, чтобы над тобой это не висело.

Он издал невнятный смешок.

— В том-то все и дело, что ничего надо мной не висит, хотя должно бы. Но я все отпустил.

Молчание.

— Они говорят, что мне надо снова обратиться к врачу, — произнес наконец Мартин. — Что я болен.

Майя подошла к нему и впервые обняла его. Точнее, это было даже не объятие. Она просто сжала его в руках, таким безвольным казалось его тело.

Она думала о том, что у этого мужчины есть жена и недавно родившийся, совсем еще маленький ребенок, а ощущение создавалось такое, будто он уже прощается с жизнью. Словно жизнь вот-вот покинет его тело. Но сегодня они в первый раз поговорили по-настоящему. Получился вполне человеческий диалог, с вопросами и ответами. Возможно, это станет началом. Может быть, они были не правы, решив оставить его в покое, и уважение к его чувствам надо было проявлять иначе. Заставить его реагировать, выйти из оцепенения, прожить свое горе.

— Как… у вас дела? — прошептала Майя. Наверняка многие об этом думали, но никто не решался спрашивать. Потому что не хотели ранить, или просто ответ был слишком очевиден.

— У кого — у вас? — ответил Мартин.

И посмотрел на нее большими пустыми глазами. Выглядело так, будто он в самом деле понятия не имеет, о ком она говорит.

Отношения между Мартином и Александрой всегда были отмечены ее веселым нравом и разговорчивостью с одной стороны и его спокойствием и задумчивостью с другой. При этом все, что касалось практических вопросов и действий, лежало на ней — она умела вовремя выявить любую проблему, рассмотреть ее и проследить, чтобы она решилась.

В горе она впервые почувствовала себя одинокой в браке. Ей необходимо было поговорить об исчезновении Адама, обсудить произошедшее, выплакаться и, в конце концов, найти способ принять случившееся и идти дальше. Раз за разом она пыталась достучаться до Мартина, убедить его в том, что она его не винит и что вместе они справятся, что он нужен ей. Они ведь любят друг друга, к тому же у них есть Нелли, ради которой надо продолжать жить. Но Мартин ни с кем не хотел говорить, он не делал попыток найти выход, потому что знал — для него выхода не существует.

Она все чаще уезжала на машине к маме с папой в Гетеборг, ради живого человеческого контакта. Сперва оставалась у них на пару часов, потом визиты стали затягиваться, и наконец она начала оставаться на ночь. Она купила молокоотсос, чтобы родители время от времени оставались с Нелли, а она могла отдохнуть или заняться чем-нибудь своим. В те дни, когда ее мама не работала, они совершали долгие прогулки или готовили вместе — что-нибудь утешительное, добротное и полезное из детства Александры, никакого соевого мяса, смузи или семян чиа. Они разговаривали и плакали. Иногда Александра встречалась со своей сестрой Моникой, они ходили в кино, в боулинг или по магазинам. Один раз она даже пообедала со своим бывшим. Выразив соболезнования, он целый час непрерывно говорил о себе и об успехах своей партии. Александра сразу вспомнила, почему рассталась с ним и выбрала себе в спутники жизни совсем другого мужчину. По Мартину, тому, прежнему Мартину, она тосковала каждый день.

Ее отец часто говорил, что жалеет о том, что так мало общался со своими детьми, когда они были маленькими. И что современные мужчины поступают гораздо умнее, с самого начала используя право оставаться дома с ребенком. Теперь, когда он уже вышел на пенсию, у него появилось много времени, чтобы сидеть с внуками, наверстывая упущенное. Он часто помогал с детьми Монике, но с Нелли у него установились совершенно особые отношения, он мог часами сидеть и читать книгу с малышкой на руках. По вечерам он играл на фортепиано и пел ей, если девочке было не заснуть. С печалью в сердце Александра думала о том, что он стал для Нелли тем отцом, которым Мартин уже не мог быть. Отец редко упоминал Адама, но в тот день, когда он подарил Александре фотографию в рамке, на которой она была запечатлена с новорожденным Адамом на руках, она плакала у него в объятиях.

Время от времени она ездила домой в Экевик в надежде, что Мартину стало лучше и он будет, по крайней мере, рад видеть Нелли. Однако он встречал их как чужих, мог иногда рассеянно погладить Нелли по голове, как гладят собаку, поэтому Александра приезжала все реже и реже.

Мама Александры давно уговаривала ее съездить с Нелли к бабушке Марии, которая жила недалеко от Гетеборга.

— Только смотри, — добавила она, — ты ведь знаешь, как она любит командовать. Все знает лучше всех. Не успеешь оглянуться, как она убедит тебя завести щенка, поскольку считает это лучшим утешением в горе, это она знает по собственному опыту. Смерть моего отца она смогла пережить только благодаря собаке, она это неоднократно заявляла. То, что я ее поддерживала и помогала несколько месяцев, видимо, не имеет значения.