Эй Джей Гнюзи - Девочка из стен

— С тобой там все в порядке? — крикнул он ей сверху. Его голос глухим эхом отскакивал от деревянных ребер дома. — Ты меня слышишь?

Она погрузилась в тишину, прерываемую только шепотом воздуха в вентиляционной трубе взгромоздившегося неподалеку кондиционера. Рукой она держалась за теплую водопроводную трубу, чувствуя беснующийся в запястьях пульс.

Голос продолжал стонать: Что ты наделала? Сдала с потрохами все, что можно. Свой дом. Дом мамы и папы. Незнакомому мальчишке. Ты все разрушила — зачем?

Чем больше она расскажет ему, тем труднее ей станет удерживать то, за что она так боролась. Чем честнее будет Девочка из Стен, тем в большей опасности окажется. Тем невидимее ей придется сделаться. Желание спрятаться и улизнуть от Броуди никогда не покидало ее. Всякий раз, когда он сворачивал за угол в другую комнату, возникало искушение отступить. Она могла сбежать и оставить его в любой момент, и он, как слепыш, бродил бы по коридорам и звал ее. Делов-то — бросить его посреди большого, темного и такого пустого дома. Пусть бы звал — все равно что общаться с призраком.

Она уже успела пробраться в глубокое застенье. Было еще не поздно забыть о нем. Закрыть глаза и проснуться следующим утром в перезапущенном мире. Но девочка уже попыталась сделать это — в первую же ночь после возвращения домой, когда спала на куче чужих летних вещей на старом холодном чердаке. Не вышло.

Теперь Броуди знал ее дом, знал о потайном пространстве между стенами. Видел ее скудное имущество и вещи ее родителей, хранившиеся в укромном уголке под половицей. Ей негде было спрятаться — по крайней мере, от него.

Сама загнала себя в угол.

Сама.

И сама крикнула ему из темноты так громко, как только могла:

— Эй, Броуди! Меня зовут Элиза!

Она была наполовину мертвой и вместе с тем все-таки живой. Она проигрывала, но не сдавалась. Мир вращался без нее — она была лишь отголоском.

Девочка из Стен была всего лишь девочкой, затерянной в комнатах дома — этого самого дома. Она чувствовала себя пауком с оторванными лапками посреди разорванной паутины. Вздрагивающим от шагов и завывания ветра.

Девочка из Стен была всего лишь девочкой, не имевшей понятия, когда она станет достаточно взрослой, чтобы признать, что потеряла маму и папу и никогда их больше не увидит. Она совершенно не представляла, как может вырасти когда-нибудь в такую девушку.

В стенах все оставалось неизменным. В них витали бесконечные, холодные пылинки когда-то теплой кожи ее родителей. Девочка жила в этих стенах, потому что больше их нигде не осталось.

Девочка из Стен хотела жить, но делать это ей приходилось очень осторожно, ведь каждый день был шагом через пропасть. Каждый день ветви под ее ногами гнулись, угрожая сломаться. Ей нужно было быть осторожной, иначе она их потеряет.

Все это Элиза рассказала Броуди в тот день, пока он гостил у нее. Она говорила и говорила, не умолкая, водила его по дому и показывала все свои тайные убежища.

Она раскрыла ему все уголки, сдала себя целиком. Рассказала, кем она была и кем стала. Рассказала и ему, и себе.

Когда она закончила, Броуди закрыл глаза и покивал, пару раз мотнув подбородком. Остаток того утра он помогал Элизе обыскивать дом. Аккуратно переставляя предметы, поднимая диванные подушки, заглядывая под комоды и за задние стенки шкафов, они искали затерянные на просторах дома вещи. В итоге Броуди нашел. Свежий взгляд — хорошее подспорье.

Они подняли и откинули металлическую решетку похожего на небольшой сундук вентиляционного отверстия в полу библиотеки. На дне отдушины лежала истершаяся по краям и пыльная синяя кожаная закладка. Если только Элизе не изменяла память — она принадлежала папе. Броуди протянул ей находку, и Элиза стиснула ее, будто теплую, живую руку.

— Я не помню своих родителей, — поделился с ней Броуди. — Но мне нравится, что у меня остались их вещи.

Элиза сунула закладку в карман джинсов, все еще сжимая ее в ладони.

Всякий раз он приходил с припасами, как он сам их называл, cпрятанными в большой грязно-синей сумке у него на плече.

Он принес ей бусы с карнавала Марди Гра и маленького плюшевого мишку. Принес пластиковый магазинный пакет с собранными им на берегу дамбы камнями. Принес игры: «Сокровища на чердаке» и шахматы. Принес сухие, а также свежесорванные листья и шишку магнолии, покрытую гладкими красными семенами. Принес старый миниатюрный пластиковый водяной пистолет, потрескавшийся от жары, и полупустой флакон жидкого серпантина, который она не позволила ему использовать даже во дворе.

Он приносил полезные вещи: Листерин [13] Ополаскиватель для полости рта. — Прим. пер. , салфетки и женский дезодорант. Приносил и абсолютно не нужные: солнцезащитные очки, воланчик, набор ржавых ключей и велосипедный звонок. Последние она отдавала ему обратно. Иногда, уходя, он забывал их забрать. Иногда, переночевав с ними в своем убежище, она передумывала и оставляла их себе. Эта судьба постигла, например, антикварный секундомер, флакон ярко-синего лака для ногтей и миниатюрный кактус, который она пристроила в пятно света из чердачного окна, притаившееся за большим рождественским венком.

Он приносил еду: банки с фасолью и персиками, пачку крекеров «Ритц», пару мандаринов прямиком с дерева с черными пятнышками на кожуре. Приносил хлопья, но постоянно невкусные, как бы она ни причитала: «Ты правда думаешь, что я хочу еще овсянки с изюмом?» Приносил бесполезную еду:

— И что мне делать со смесью для пирога, Броуди?

— Приготовить пирог?

— Я не могу печь пироги, Броуди.

— Ну и ладно, я все равно не хочу сейчас пирога.

Он приносил хорошие вещи. Дорогие вещи. Например, приставку Gameboy с картриджем Mortal Kombat II.

— На случай, если станет скучно, — пояснил он.

— Твоя? — спросила Элиза. — Явно не новенькая. — Она включила игру, и маленький индикатор питания на краю экрана засветился ярко-зеленым. Отблески света пробежали по голове серебряного дракона. — Класс!

— Я ее уже прошел, — похвастался Броуди. — Берегись ниндзя, который появляется ближе к концу, — он плюется ядом.

— Спасибо, — сказала Элиза. Она повторяла это каждый раз, каждый день, когда он наведывался к ней. От этого полузабытого чувства, когда что-то делалось только ради нее, по затылку расползалось странное покалывание. Давненько она этого не ощущала.

На исходе утра они вместе убирались, стараясь вернуть все на свои места, но дом все равно был изгваздан следами чужого присутствия. Маленькими следами, большинство из которых исчезало к возвращению Мейсонов. Иногда они не сходили по несколько дней, а иногда пятнали дом дольше, оставаясь незамеченными. Отпечатки ног на другом конце двора. Небольшая лужица вокруг свернувшегося у дома шланга. Следы от пальцев на дверной ручке. Элиза и Броуди могли целый день ничего не делать, могли сидеть перед телевизором от скворцов до кардинала — следы все равно оставались.