Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Салли плакала.

— Папа у себя в спальне бьет Сэма!

Она схватила меня за руку:

— Как только он вошел, сразу велел Эвелин убираться.

Ремень раз за разом свистел в воздухе, пряжка била и била по коже Сэма. Я весь трясся, понимая, кто следующий. Сэм не издал ни звука. Он всегда молча сносил побои. Он был самым храбрым мальчишкой, которого я знал. Я никогда не понимал, как он может терпеть такое.

В спальне стало тихо, а потом отец позвал:

— Дэвид, а ну-ка иди сюда! Ты должен был получить первым, но тебя не было дома.

Он распахнул дверь, и я посмотрел в его голубые глаза, полные ненависти. Если глаза — зеркало души, то его душа давно пребывала в аду. Вена на лбу пульсировала, глаза пучились так, будто отца душат. Сэм проскользнул мимо него в коридор с лицом, искаженным от боли и залитым слезами. Не обернувшись на меня, он скрылся в гостиной.

— Что я сделал? — спросил я. — За что…

Я пытался увернуться, но отец крепко вцепился мне в руку.

— Пожалуйста! Я все сделаю… только не бей. Прости меня… не надо… я больше не буду, что бы я ни сделал. Пожалуйста! Я обещаю…

Но мольбы никогда не помогали. И признание вины тоже. Лучше всего было бы солгать, но я даже не знал, в чем провинился.

Отец, оскалив зубы, туго обмотал запястье ремнем.

— Ты маленький засранец! Заткнись и терпи наказание, как мужчина!

Он замахнулся и ударил. Я сжал ягодицы, надеясь, что сосуды уйдут глубже под кожу, но это не помогло. Я вертелся, как уж, чтобы ремень не попадал в одну и ту же точку. Когда он бил по одному месту снова и снова, сосуды лопались и кожа ужасно болела. Боль была такой силы, что пробирала до самых костей.

Чтобы отвлечься от нее, я представлял себя Микки Мэнтлом, который наносит решающий удар на матче мировой серии, но каждый удар возвращал меня обратно к реальности. Я хотел стать сильным, как Супермен, чтобы противостоять отцу, но и это не помогало. Бороться с ним было невозможно.

Когда все наконец закончилось, я повалился на пол. Я уже знал, что снова буду мочиться кровью.

— Подымайся! — заорал отец. — Ты знаешь, что твой братец-идиот натворил сегодня в школе?

— Нет, — прохрипел я.

— Учительница спросила этого придурка, что он делал в выходные, и он вышел к доске перед всем классом и рассказал все, начиная с твоей маленькой эскапады на школьной парковке. Они узнали про Вэнса, включая драку с навахо, этими сукиными детьми. Мне пришлось идти к директору и врать ему.

— А что про фургоны? — спросил я.

Вена в форме буквы V, уже было успокоившаяся, запульсировала снова. Отец сжал ремень в кулаке.

— Прошу, не надо! — Я закрыл руками лицо. — Что насчет картошки и клапанов?

— Ну, ты здорово над ними пошутил, с этим не поспоришь.

Отец запрокинул голову и расхохотался.

— Они не проехали и мили. Некоторые фургоны пришлось тащить на буксире.

Отвлекшись, он забыл о наказании и продел ремень обратно в брюки.

— Я сказал директору, что ты хитроумный маленький ублюдок и что мне за тобой не уследить.

Позднее тем вечером мы с Сэмом осмотрели друг другу ноги, прежде чем ложиться в постель. Мои были фиолетовые, распухшие и отекшие от голеней до ягодиц. У Сэма — не лучше. Даже лежать в кровати было больно. А уж двигаться и подавно.

Я накричал на Сэма за то, что он рассказал учительнице и всему классу о том, что произошло в выходные. Но он был уверен, что поступил правильно. Девятилетний Сэм всегда говорил правду — даже если она грозила неприятностями. Таким он остался на всю жизнь. До крайности странная комбинация — Сэм был хитрым и одновременно честным. Он выполнил бы все, что я ему прикажу, но проболтался бы первому встречному, который его спросит.

Хотя мы с ним были настолько близки, насколько вообще могут быть близкими два брата, я перестал рассказывать ему о вещах, которые могли привести к проблемам. У меня была масса секретов, и не только от отца, но и вообще ото всех — даже от Лонни. В основном они касались того, как мне не хочется быть одним из Кроу.

На следующее утро все в школе прознали про откровения Сэма. Лонни, по крайней мере, могла честно сказать, что понятия не имела про то, как ее брат помешал гонкам на фургонах. Но это была не та проделка, благодаря которой мне хотелось бы прославиться. Учителя не задавали мне вопросов, но если бы и попытались, я ничего бы не сказал — хоть набей они мне в рот динамита.

Перед уроком физкультуры я отпер свой шкафчик и достал оттуда шорты, но потом затолкал их обратно. Я не хотел, чтобы другие видели мои ноги. Когда я вышел на стадион в джинсах, учитель, мистер Джексон, сказал:

— Дэвид, пойди переоденься в спортивные шорты.

— Нет. Я не могу.

Я начал пятиться в сторону беговой дорожки, где собрались остальные ребята.

Мистер Джексон рукой преградил мне путь.

— У нас сегодня контрольный забег, ты помнишь?

— Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я побегу в джинсах.

Он повел меня обратно в раздевалку.

— Если не переоденешься, нам с тобой придется идти к директору.

Обхватив себя руками, я смотрел в землю.

— Я не могу. Я ударился… у меня легко появляются синяки.

— Снимай джинсы, Дэвид. Сейчас же.

Я медленно стянул джинсы вниз. Челюсть у мистера Джексона отвалилась, глаза потемнели. Все это время я держался, но тут утратил над собой контроль — непростительное преступление в глазах отца, — и слезы потекли у меня по щекам.

— Не хочешь рассказать мне, что происходит?

— Нет! Прошу, никому не говорите. Отец меня убьет, если узнает, что я проболтался.

— Надевай джинсы обратно. Сегодня тебе не обязательно быть в шортах.

Выдохнув с облегчением, я вытер лицо краем футболки и побежал к одноклассникам. Меньше всего мне хотелось, чтобы директор вызвал отца. Тем не менее на следующем уроке учительница велела мне идти в кабинет завуча, находившийся в здании старшей школы. По классу пронесся шепот. Все глаза были устремлены на меня, пока я шел к двери. Несколько человек пробормотали что-то про инцидент с фургонами, но оказалось, меня вызвали не потому.

Я как можно медленней шел к старшей школе, обдумывая, что буду говорить. Завуч, мистер Мартин и мистер Джексон сидели за столом, дожидаясь меня. Мистер Джексон напряженно мне улыбнулся, потом закрыл дверь и опустил жалюзи на окнах.

— Ты не мог бы еще раз снять джинсы? — попросил меня он.

— Пожалуйста, не надо! Если отец узнает…

— Сейчас же снимай.

Голос его был добрым, но решительным.

Я развернулся, расстегнул ремень и спустил джинсы до колен. Мистер Мартин охнул.

— Я же вам говорил! — сказал мистер Джексон.

— Я часто падаю, и у меня появляются синяки.

Я старался говорить убедительно, но не мог сдержать слез.

— Мы тебе не верим, — ответил мистер Мартин. — Мы считаем, кто-то взрослый тебя бьет.