Ремигиуш Мруз - Безмолвная

Нет, это вовсе не так, Тигр.

Хочу думать, что так и было, но дело в другом. Мной управляло лишь желание мести. Я хотела отомстить за родителей, и единственным способом осуществить это была передача всех материалов полиции и выступление свидетелем в зале суда.

Я согласилась, но еще до того, как все стало понятно, начала задумываться: чем может закончиться эта история? С каждым очередным раскрытым доказательством круг подельников Каймана становился все шире.

Но главная проблема была не в этом, а в том, что следователи не смогли установить личности многих из этих людей. Они проявлялись в записанных разговорах, фигурировали в документах как исполнители, но ведущие к ним следы «проступали» настолько неясно, что преступники оставались на свободе и руки у них были развязаны.

Мой незамысловатый план отыграться на Каймане стал давать сбои и оборачиваться против меня самой.

Ты ведь знаешь, что месть сладка, правда? И что это блюдо лучше подавать в холодном виде? Конечно, знаешь. Не нужно читать Марио Пьюзо или смотреть «Крестного отца», чтобы представлять себе, что такое месть. По сути своей она очень похожа на мороженое, которое мы едим в жаркий летний день, согласен? Поначалу приносит облегчение, погружает в эйфорическое состояние. А впоследствии мало того, что способствует ожирению и вредит здоровью, так еще и портит зубную эмаль.

Кариес в моей жизни начался намного раньше, и, надо признать, та самая последняя «порция мороженого» стала решающей.

Суд определил мне статус тайного свидетеля. Каждый участник расследования знал, что если произойдет утечка моих данных, виновные будут привлечены к ответственности по полной программе. Ты, как и я, тоже подвергался опасности. Может, даже больше, чем я, потому что именно тебя атаковали тогда люди Каймана, чтобы заставить меня отказаться от дачи показаний. Но тебя никто и никогда не достал. Я позаботилась об этом.

Это не означает, что бандиты меня не искали. Наоборот. Чем дольше длился процесс, чем больше происходило задержаний, тем активнее становились усилия по обнаружению тайного свидетеля, угрожавшего всей преступной организации.

Были времена, когда статус основного, или коронного, свидетеля считался для преступников выгодным. Сейчас такое случается редко, поскольку они увидели, какие проблемы им сулит такой статус. Изменив всю свою жизнь, они взамен пользуются лишь подачками государства. Не переселяются в эксклюзивные виллы, не ведут шикарную жизнь напоказ. Напротив, могут рассчитывать лишь на подобие того, что имели когда-то. Им нужно гарантировать гораздо лучшие условия, чтобы заставить изобличать других преступников, но государству, видимо, жаль денег. Когда я давала показания, никакая специальная охрана меня не сопровождала, и не было никакой гарантии, что в случае чего полиция меня защитит.

Изменения произошли только два года назад — в 2017 году. Тогда вышло постановление, согласно которому коронный свидетель может рассчитывать на круглосуточное сопровождение полицейским, и не только. Государство обещает таким людям смену места жительства и даже финансовую помощь для удовлетворения основных потребностей, связанных с жизненными и квартирными вопросами. Это, конечно, не ананасы в шампанском, но все больше людей, находящихся в опасности, решают воспользоваться такой возможностью.

У меня ее не было. Тем более в должной степени.

Вскоре стало понятно, что люди Каймана в конце концов меня вычислят. Они определили, что ни одного главного свидетеля из их окружения не нашлось и им только осталось проверить всех людей извне, с которыми организация сотрудничала многие годы.

В конце концов они вышли на мой след. Это было уже в конце процесса, о котором ты не имеешь понятия. И платой стала вся наша жизнь.

Вычислив меня, они не собирались долго ждать.

Те несколько деятелей в «Горце» приехали из Нижней Силезии. Кайман решил, что так будет лучше. Они были в Ополе впервые и уже никогда сюда не вернулись бы.

Если б эти люди знали, насколько я помогла следствию и как важна для полиции, они подумали бы дважды, прежде чем напасть на нас у Ложи Шидерцев. Они не отдавали себе отчета в том, насколько я ценна для следственных органов. Не были осведомлены, как много я знаю. Лишь предполагали, что я сдаю бандитов. Поэтому сочли, что меня достаточно будет хорошенько напугать и унизить, тем самым показав, кто здесь командует, кто — величина, а кто — просто пешка в шахматной партии серьезных игроков.

Чем еще можно унизить женщину, если не насилием на глазах у ее нареченного? Может быть, они со смехом обсуждали этот вопрос за пивом, наблюдая за нами? Мне думается, что их животные инстинкты еще более обострились, когда они поняли, что реализуют свой замысел как раз в день, избранный тобой для предложения мне стать твоей женой.

Изнасилование и избиение задумывались как предостережение. Но стали гораздо большим. Они перечеркнули нашу жизнь, превратили нас обоих в совершенно иных людей.

Даже по прошествии стольких лет картины случившегося у Млыновки постоянно всплывают в моей памяти. Я старалась вытеснить их оттуда всем, чем только могла. Пробовала множество лекарств, но окончательно пришла к выводу, что лучше всего действуют те, на которые не достать рецепта.

Понимаю, что это как прыжок из горящего дома в ледяную воду, из которой не выбраться, но все равно в данном действии есть хоть какая-то иллюзия спасения. Даже если это просто отдаляет твой конец.

Насиловали меня целую вечность. По крайней мере, так мне казалось. Сначала я испытывала невообразимую боль, хотя она была вызвана не тем, что делалось с моим телом. Болела вся моя суть. В мгновение ока насильники уничтожили всю меня.

Я не хочу об этом говорить, а ты не обязан слушать. Не сомневаюсь, что за минувшие десять лет и сам неоднократно прокручивал в голове все случившееся тогда. Ведь ты был там и видел, что творилось. Тебя, как человека, они уничтожили уже в первую минуту.

Я видела, как ты боролся за меня, как изо всех сил стремился удержать их. Не знаю, отчего ты испытывал б о льшую боль — от осознания того, что делают со мной, или от того, что никоим образом не можешь мне помочь?

В первый момент ты потерял сознание. Я, на миг, — тоже. Открытыми глазами видела ночное небо, но уже находилась вне своего тела. Они, издавая довольные возгласы, тиская мои груди и ягодицы, вторгались в меня, как в пустую куклу, а потом сдавливали руками мою шею.

Тот, который начал, под конец вернулся. Когда он снова в меня ворвался, я уже чувствовала себя не человеком, а трупом и ничего не ощущала.