Ремигиуш Мруз - Безмолвная

Закончив насиловать, они на прощание предупредили меня, чтобы я навсегда забыла о Каймане и его организации. В противном случае, если усомнюсь в серьезности их угроз, пообещали вновь вернуться и расправиться со мной уже иначе. Они говорили еще что-то, но я не обращала на это внимания — во мне росла ненависть к ним. Со временем я поняла, что именно тогда решила сделать все, чтобы посадить их всех.

Они ушли, а я поднялась и, натянув брюки, доковыляла до тебя. Ты лежал без движения. Я проверила наличие у тебя пульса и с облегчением вздохнула. Попробовала привести в чувство, но безуспешно. Тогда я взялась за телефон. Сначала хотела позвонить в «Скорую помощь», но заколебалась, осознав, что, если поступлю так, как в аналогичной ситуации поступил бы любой другой человек, все пойдет вразрез с заранее определенным сценарием. Полиция, конечно, постарается в дальнейшем обеспечить мою безопасность, и насильников в конце концов поймают и осудят. Но мы до конца жизни будем жить в страхе, боясь, что в любой момент кто-то может напасть на нас.

Я не могла позволить это в отношении тебя. Ты не заслужил такого!

Вместо «Скорой помощи» я позвонила Прокоцкому. Когда сообщила ему о произошедшем, он сначала хотел немедленно прислать к Ложу Шидерцев чуть ли не все окрестные полицейские наряды. Я отговорила его. Более того, убедила, что нужно воспользоваться данной ситуацией. Она была идеальной для разработки абсолютно иного сценария, позволяющего покончить со всем этим раз и навсегда.

Я решила исчезнуть. С помощью полиции начать новую жизнь, приняв новый образ и притворившись исчезнувшей. Только так я могла добиться того, чтобы люди Каймана оставили меня в покое. А значит, и тебя.

У меня не было намерения прятаться в течение целых 10 лет. Наоборот, я была уверена, что развязка наступит, самое большее, через несколько месяцев. Понимала, что причиняю тебе огромную боль, но иного выхода не было.

Мною руководило еще кое-что, Тигр. Что-то, в чем я долго не хотела признаться самой себе. Сказать, что я чувствовала стыд, значило бы ничего не сказать. К стыду примешивалось чувство униженности, оскверненности… Пожалуй, трудно отыскать слова, объясняющие то, что я ощущала в себе.

Я охотно избавилась бы от этого. Постаралась бы очистить душу, а потом начала бы новую жизнь в совершенно ином теле. Собственное отражение в зеркале выводило меня из себя, казалось мне отвратительным.

Конечно, я понимала, что это пройдет. А если нет, то превратится во что-то, с чем удастся справиться.

В первое время для меня была невыносимой мысль о том, как я буду теперь выглядеть в твоих глазах. Невозможно объяснить это и тем более понять, если сам не пережил подобное. И потому я никому и никогда не желаю через это пройти.

Я надеялась, что несколько месяцев разлуки спасут наш союз. Что благодаря этому мы, снова встретившись, начнем строить нашу жизнь заново — вместо того чтобы постепенно налаживать ее. Эта надежда была обманчивой, но укрепляла меня в решимости исполнить то, что я стремилась сделать. Мной руководило желание обеспечить нашу безопасность.

И намерение отомстить. Теперь уже не только за моих родителей, но и за себя. Мне нужно было убедиться, что те нелюди понесут самое суровое наказание.

Я изложила свой план Прокоцкому, когда тот прибыл на место преступления. Он не вызвал ни «Скорую помощь», ни оперативников, так как отлично понимал, сколь многое стоит на кону. Надолго упрятав Каймана и его подручных за решетку, мы не только уничтожили бы всю банду, но и спасли бы жизни многих людей.

Этот день моей жизни был не худшим, но очень жарким. А полученное «мороженое» не охладило меня, а лишь дало минутную передышку. Далее все было подобно передвижению по лестнице — со ступеньки на ступеньку.

Почему я не вернулась через несколько месяцев?

Если ты узнавал, что стало с Кайманом, то тебе наверняка известно, что он осужден и отбывает теперь срок в Стрельцах Опольских вместе с большинством своих людей. Однако, увы, не со всеми…

Прокоцкий подготовил для меня новую жизнь — такую, какая полагается коронному свидетелю. Не знаю, как он оформил это официально, но обо всем ведали лишь несколько человек. Их можно пересчитать по пальцам одной руки.

Вероятно, министерство согласилось на это. Политики часто охотно соглашаются на все, что приносит им известность в СМИ. А в данном случае было именно так. Уничтожение банды Каймана получило широкую огласку не только в Нижней Силезии и Опольщине. И, как мне кажется, устройство новой жизни для одной-единственной девушки не потребовало больших расходов от государства. Тем более что это была «одноразовая» помощь.

Все, однако, оказалось гораздо сложнее, чем мы предполагали. В общем-то, этого следовало ожидать, учитывая, как долго Кайману удавалось действовать безнаказанно. Немудрено, что у него имелся кто-то в полиции.

Об этом мы догадались лишь тогда, когда начали возникать проблемы с задержаниями. Кто-то своевременно проинформировал нескольких высокопоставленных особ из организации Каймана о готовящихся арестах, благодаря чему те смогли не только избежать их, но и вообще скрыться из страны. Часть из них и по сей день остаются непойманными.

А «крот» в полиции, сливавший служебную информацию преступникам, так до сих пор и не раскрыт. Поэтому по-прежнему существует опасность того, что, наткнувшись вдруг на сведения обо мне, он сразу поймет, кто засадил за решетку Каймана и его банду. А затем непременно передаст эти сведения Кайману, со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть бандиты начнут упорно искать меня по всей стране.

В итоге мой сценарий из временного превратился в постоянный.

Я должна была остаться «ненайденной».

Я остановил запись и глянул в окно. Вспомнил полицейского в Хшастовицах, помогшего мне сбежать. Того, который советовал не доверять никому. Не он ли был человеком Каймана?

Впрочем, вряд ли. Это не имело смысла. Но после услышанного от Евы я должен был переоценить свое отношение к опольским полицейским.

Не думаю, что я и они — враги. При таком раскладе Фалков вполне мог оказаться доверенным человеком Прокоцкого. И как знать, не подкомиссар ли старался мне помочь?

Но если так, то почему меня сейчас преследуют?

Я тряхнул головой, понимая, что ответы на эти вопросы ждут меня в оставшейся части записи. По времени ее оставалось немного, и это вызывало недоумение. Ведь Ева наверняка еще о многом собиралась рассказать мне. А может, она хотела сделать это вживую? Может, сейчас я услышу инструкцию, которая позволит мне ее найти? Я надеялся, что так и будет. Эта мысль была обнадеживающей — и интригующей.