Иван Белов - С привкусом пепла

Урочище Брюховатое проявилось на фоне ночного неба темной громадой брошенной церкви. Крест колокольни цеплялся за звезды и мертвенно подсвеченные луной облака. Центральный купол обрушился, четыре малые главы зияли прорехами, в стрельчатых окнах прыгали отсветы пламени, и вся эта картина навевала грусть и мистическую тоску.

Зотов шел по лесной дороге в открытую, не таясь и даже специально насвистывая. Очень бы нехотелось, проделав долгий и утомительный путь, нарваться на очередь от часовых. Автомат он забросил за спину, поминутно подсвечивая под ноги фонариком и вполголоса матерясь. Время перевалило за первый час ночи.

– Стой! – грозно окликнули из темноты.

Зотов послушно остановился.

– Кто таков? – голос показался знакомым.

– Ты, Пакшин? – осведомился Зотов. – Это Зотов, помнишь кашей кормил? Мы с тобой в одной землянке чуть на гранате не взорвались.

– Ясно, – из голоса партизана ушли тревожные нотки. – А я думаю, кто по лесу шляется. Ты бы еще в воздух палил. Чему вас только учат в Москве?

–Ерундовине всякой, – Зотов вышел на голос.

–Ближе не подходи, натопаешь, у меня лежка тут, за дорогой слежу.

– Понял, – Зотов поравнялся с местом наблюдательного поста. Пакшина видно не было, замаскировался на славу. – Капитан где?

– В церкви.

– А Колька?

– Кто?

– Пацан, который с вами ушел.

– А-а, этот, – Пакшин замялся. – Не знаю. Че я, пастух? Все в дозорах стоят. У капитана спроси.

– Так я пойду?

– Так иди.

От Брюховатого не осталось следа, на бывшие поля и огороды высыпал березняк, обочины бывшей деревенской улицы заросли одичалым шиповником, стеной непролазного терна и сухой крапивой в человеческий рост. Старые тополя угрюмо шумели на холодном ветру. Все здесь умерло, погибло, рассыпалось в прах. Здесь люди убили людей ради горсти бумажек и нехитрого скарба. Измывались, насиловали, жгли. Оттого так неуютно и страшно. Сбоку дороги груда сгнивших бревен – колодец. Зотову почудился плеск мертвой, протухшей воды в глубине.

Церковь вырастала в размерах, возносилась над головой темной, жутковатой махиной, увенчанной покосившимися остовами православных крестов. Казалось, еще шаг, и ударит призрачный колокол. Дверь отсутствовала, внутри призывно и как-то неожиданно по-домашнему мерцал оранжевый свет, ощутимо тянуло дымком и гречневой кашей. Товарищ капитан покушать изволит? Не поздно? Хотя да, потом будет не до еды…

– Эй, хозяева, дома кто есть? – на всякий случай обозначил присутствие Зотов.

По облупившимся стенам запрыгала длинная, изломанная тень, угрожающе звякнул металл.

– Батюшки, Витя! – всплеснул руками появившийся Решетов. – Какими судьбами?

– Мимо проходил, дай, думаю, загляну.

– Ну молодец! – обрадованный Решетов потащил его в церковь. – Ты один?

– Один, –соврал Зотов. – Архаровцы мои отдыхают.

Решетов на мгновение задержался у входа, слушая ночь. Зотов спиной ощутил подозрительный взгляд. Пол устилали груды битого кирпича, со стен смотрели полустертые фрески: святые с незрячими глазами и крылатые ангелы, теряющиеся где-то под куполом; пахло сыростью и перепрелым листом. В церкви горел небольшой костерок, заставляя непроглядную тьму прятаться в дальних углах. У костра сидел Кузьма с автоматом на коленях и жарил на углях кусок сала. Рядом, под крышкой, попыхивал котелок и закопченный чайник с изогнутым носом.

– Витя пришел, – счастливо заявил Решетов.

– Вот уж кого не ждали, – вежливо поприветствовал Кузьма. Сало на палке плавилось и шкворчало, распространяя одуряющий аромат.

– Есть будешь? – на правах хозяина спросил Решетов.

– Спасибо, сыт, – отказался Зотов. – Ну как тут у вас?

– Работаем, – беспечно отмахнулся Решетов. – Местность засветло осмотрели, тихо и заброшено, как у монашки под юбкой. Часовых выставили, чин чинарем, муха не пролетит. Совет пройдет без сучка и задоринки. Эх, хорошо ты пришел! Как в Глинном, новости есть?

– Зря смотались, – понурился Зотов. – Баба эта ничего ведать не ведает.

– А я предупреждал! – победно усмехнулся Решетов. – Слушать надо, Витя, умных людей!

– Клянусь, теперь буду, – кивнул Зотов. – Колька мой как, не балует?

– Да ты чего? Колька мировой парень! – Решетов показал большой палец. – Ты как хочешь, но я его у тебя заберу. Мне такие ребята до зарезу нужны!

– Как Валька Горшуков?

Решетов осекся, по лицу пробежала тень, сменившись натянутой, вымученной улыбкой.

– Ты мне настроение не порть, Вить.

– Извини. Где Колька?

– Слишком много вопросов ты задаешь, – пламя бросало на хищное лицо Кузьмы зловещие отблески.

– Вы че мне оба, на нервах играть? – изумился Решетов. – Хватит уже.

– Пусть не лезет, – Кузьма отвернулся и аппетитно захрустел жареным салом.

Зотов смерил его оценивающим взглядом и сказал Решетову:

– У тебя время есть? Надо поговорить.

– Так говори. У меня от Кузьмы секретов нет.

– Это личное.

– Прям срочно?

– Срочно, Никит.

– Ну пойдем, – Решетов, надсадно вздохнув, подхватил керосиновый фонарь «Летучая мышь» и пошел в глубь замершей церкви, мимо толстых кирпичных колонн. Из темноты выплыли остатки иконостаса. Решетов нырнул в неприметный проход, закончившийся крохотной комнатой. Ризница, а может пономарка, Зотов в этом деле не разбирался. За единственным узким окошком клубилась непроглядная тьма.

– Выкладывай, – Решетов примостил лампу в углу и опустился на узкую, колченогую лавку.

Зотов присел на потрескавшийся чурбан и выдержал паузу, собираясь с мыслями и давая передышку зашалившему сердцу.

– Я расскажу тебе одну историю, Никит. Только, чур, не перебивать.

– Страшную, небось? Местечко располагает.

– Других не держим, – вяло улыбнулся Зотов, поглубже вдохнул, медленно выдохнул и начал:

– Жил был неприметный хозяйственник из киевской части. Мог достать что угодно и где угодно. Оговорюсь сразу, это качество ему впоследствии пригодилось. Служил потихонечку, зарабатывал юбилейные медальки и звания по выслуге лет. Ничем не выделялся, звезд с небес не хватал. С виду обычная канцелярская крыса, милый, добродушный толстяк.

–Аверин? – хмыкнул Решетов.

– Я же просил не перебивать.

– Ну все-все, больше не буду, рассказывай.

– Спасибо. Война застала нашего героя в Киеве. Тут случилась первая странность: он не отступил на восток, не удрапал, а остался в городе. Почему? А у этого человека была вторая жизнь, тайная, скрытая ото всех. Он был сотрудником НКВД и получил приказ остаться в городе. В подполье оказался не на последних ролях, еще бы, кадровый офицер, коммунист, за плечами обучение в Центральной школе НКВД и четыре года работы под прикрытием. Опыта, как у дурака фантиков, умение располагать людей и втираться в доверие, образ угодливого, трусливого, неопасного мужика. Под этой маской тренированный, расчетливый, хладнокровный агент. Подполье начало действовать: взрывы зданий немецкой администрации, убийства офицеров и предателей, разведка на вокзалах железнодорожный путях. Они жили борьбой и предчувствием скорой победы. Они верили, что Красная Армия вернется максимум через пару недель. В конце октябрянемцы, перемолов Брянский и Вяземский котлы, устремились к Москве, все повисло на волоске. Киевское подполье этого не знало и знать не хотело, оно продолжало борьбу на пределе человеческих сил, без связи, без ресурсов, без координации. В конце сентября Киев захлестнула волна массовых убийств. Немцы и пособники в Бабьем Ярудесятками тысяч расстреливали евреев, цыган, коммунистов, военнопленных и всех, кто под руку подвернулся. Настоящий конвейер смерти. Особой жестокостью отличалась группа бывших советских военнослужащих. Они любили добивать раненых штыками и закапывать людей заживо. Подпольный обком партии вынес им смертный приговор. Выявление группы поручили нашему герою. Он подошел к заданию с выдумкой и размахом, поступив на службу во вспомогательную полицию. Это был единственный способ подобраться к группе вплотную. Он не знал, что его ждет. Полицаев немцы вязали кровью, и на третий день агент убил военнопленного: молоденького, избитого, потерявшего человеческий вид паренька. Выбор был прост: убить невиновного или запороть операцию. И он выбрал первое. Чего ему это стоило, остается только гадать, но с тех пор агент изменился, став замкнутым, нелюдимым и злым. И это было только начало. Дальше начался кошмар. Его взвод обеспечивал доставку людей в Бабий Яр, и он увидел все, тысячи трупов: женщин, детей, стариков, шевелящееся, полуживое покрывало, засыпаемое землей. Из земли тянулись руки, целый лес рук, пулеметные очереди перемешивались с жуткими криками, окровавленные дети ползали среди трупов, звали родителей и умирали под ударами прикладов и каблуков. Девушек помоложе отводили в сторонку, насиловали и убивали. Кровь отказывалась впитываться в песок. Полицаи копались в вещах, выдирали золотые коронки, искали припрятанные деньги и ценности. Это была их плата за труд. Наш герой делал тоже самое, став частью изуверской машины. Я не знаю момента, когда он повредился в уме, эта грань слишком зыбка. В мозгу просто щелкнуло, и две личности, советского офицера и немецкого палача, стали одной. Среди вещей он нашел «Библию» и обрел в себе Бога, лишь это не позволило ему покончить с собой. Он продолжал работу, но группа оставалась неуловимой, к ней никого и близко не подпускали. Все, что удалось выяснить – номер дивизии, в которой они служили в Красной Армии, и имя их офицера-куратора из абвера. А через месяц группа исчезла, одновременно начались аресты в подполье, и агент остался один. Представь: герой-подпольщик стал полицаем-убийцей. Неплохая карьера. Погибли все, кто мог доказать его невиновность. У любого крыша поедет, но у него был приказ, и он был намерен его выполнять, к этому времени уже слишком много поставив на кон. Единственной зацепкой остался офицер из абвера. Агент пробрался к нему и вытряс необходимую информацию. Оказалось, группа предателей-палачей проходит курс обучения в диверсионной школе и к концу месяца, после пополнения, будет переброшена в район Брянска, с задачей под видом окруженцев влиться в партизанский отряд. Агент бросил все и ушел по их следу, это былосродни одержимости, настоящее помешательство. На путь от Киева до Брянска ушло больше месяца. В начале помогал полицейский аусвайс, потом пробирался лесами, вдали от дорог, питался подачками, трижды чуть не погиб, к концу едва волочил ноги от голода и измождения. Четыре дня полз по брянским лесам, обморозил пальцы на ногах, их пришлось обломить, ел вырытую из-под снега траву. На пятый день его нашли партизаны, выходили и отогрели. Он точно знал только одно: надо искать отряд, в который с ноября по декабрь влилась организованная группа окруженцев. На его счастье, партизан в ту пору было немного, и через две недели он отыскал подходящий отряд. Больше всего он боялся ошибки и поэтому долго присматривался, собирал сведения и выжидал. Он знал, в какой дивизии служил костяк группы, знал номер, но к спискам личного состава подобраться не смог. Тогда он написал анонимное письмо начальнику особого отдела отряда, Твердовскому. То был парень хваткий и начал проверку. Через несколько дней особиста нашли повешенным. Это стало для агента сигналом к действию, через две ночи в партизанском отряде «За Родину» погиб твой человек – Николай Шустов.