Блейк Пирс - Если бы она увидела

«Если эти дурачки решили устроить вечеринку-сюрприз по поводу моего возвращения, то я могу не сдержаться и разрыдаться», – подумала Оливия, паркуя машину рядом с машиной матери.

Она вышла из грузовика, хлопнув дверью, и достала вещи – всего два чемодана, но и те весили целую тонну. Она протащила их по дорожке к крыльцу. В последний раз Оливия приезжала домой почти год назад и успела позабыть, каким уединённым был их район. Ближайшие соседи жили в четверти мили от родительского дома, но из-за окружающих его высоких деревьев казалось, что дом стоял в полном одиночестве – разительная разница с кишащим студентами общежитием.

Оливия с трудом подняла чемоданы по ступеням крыльца и потянулась к дверному звонку. Именно тогда она заметила, что входная дверь приоткрыта.

Вдруг отсутствие света в доме показалось ей подозрительным, словно предупреждало об опасности. «Мама? Папа?» – громко сказала она, открывая дверь ногой.

Дверь распахнулась, показались прихожая и короткий, так хорошо знакомый ей коридор. В доме действительно было темно, но когда она вошла, то, несмотря на растущий внутри страх, Оливия сразу почувствовала облегчение. Из глубины дома она услышала шум телевизора – до боли знакомый звон и аплодисменты «Колеса Фортуны», любимой передачи её семьи.

Когда Оливия дошла до конца коридора и подошла к гостиной, то увидела передачу на экране телевизора, разместившегося над камином. Экран у телевизора был таким большим, что казалось, Пэт Сейджак находился прямо в комнате.

«Привет, – сказала Оливия, оглядываясь в полумраке гостиной. – Спасибо большое, что помогли донести вещи. Оставить дверь незапертой было…»

Слова должны были прозвучать, как шутка, но когда они слетели с губ, то в них не было ничего смешного.

Мама лежала на диване. Если бы не кровь, можно было бы подумать, что она просто спит. Кровь залила грудь и впиталась в обивку дивана. Крови было так много, что у Оливии ушло некоторое время, чтобы осознать, что предстало перед её глазами. На фоне щёлкающих звуков колеса из «Колеса Фортуны» понять, что происходит, оказалось ещё сложнее.

«Мам…»

Оливия подумала, что сердце у неё в груди вдруг перестало биться. Она начала медленно отходить назад, понемногу понимая, что произошло. Ей казалось, что часть сознания отделилась от её тела и сейчас улетала куда-то в космос.

Пока она пятилась назад, губы медленно произнесли «папа».

Примерно в эту же секунду она его заметила. Он лежал прямо на полу, напротив журнального столика, и на нём было не меньше крови, чем на матери. Он лежал лицом вниз и не двигался. Он лежал так, словно хотел куда-то ползти, словно хотел спастись. Понимая, что произошло, Оливия разглядела как минимум шесть ножевых ранений на спине отца.

Ей стало ясно, почему мама не ответила на СМС. Она была мертва. И отец тоже.

Она чувствовала, как крик пытается вырваться из горла, пока она изо всех сил старается заставить ноги двигаться. Она понимала, что тот, кто сделал это с родителями, мог до сих пор находиться в доме. Эта мысль помогла ей выйти из оцепенения – крик вырвался наружу, слёзы полились из глаз, и ноги побежали.

Оливия вылетела из дома и бежала, бежала. Она остановилась только тогда, когда начала задыхаться от собственного крика.

Забавно, как быстро Кейт Уайз изменила своё мнение. В течение года на пенсии она всеми силами старалась избегать садоводства. Садоводство, вязание, встречи для игры в бридж и даже книжные клубы – она бежала от них, как чумы, потому что именно этим занимаются женщины, выйдя на пенсию.

Но через пару месяцев после возвращения в ФБР в ней что-то изменилось. Она была не настолько наивна, чтобы думать, что работа помогла ей переродиться. Нет, она просто придала ей сил. Сейчас у неё снова была цель и причина с нетерпением ждать новый день.

Наверное, поэтому сейчас Кейт свободное время посвящала садоводству. Но в отличие от её ожиданий, оно не помогало ей расслабиться. Напротив, копаясь в саду, она начинала нервничать: зачем тратить столько времени и сил на то, чтобы взрастить что-то, если погода делает всё, чтобы оно умерло? И всё же садоводство дарило ей радость – она клала семя в почву и со временем видела результат своих трудов.

Кейт начала с цветов. Первыми были маргаритки и бугенвиллея. Затем она разбила маленький огород в правом дальнем углу двора. Именно здесь она сейчас была, окучивая саженцы помидоров и понимая, что садоводство никогда не интересовало её, пока она не стала бабушкой.

Она гадала, было ли это связано с эволюцией её материнской природы. Друзья говорили, и в книгах писали, что быть бабушкой – это иной уровень, недоступный для понимания женщине, которая является просто матерью.

Дочь Мелисса уверяла её, что Кейт была хорошей матерью. Учитывая то, какую работу она себе выбрала, Кейт периодически нужно было слышать эти слова поддержки. Она должна была признать, что в течение очень долгого времени работа была для неё более значимой, чем семья; и Кейт считала, что ей крупно повезло, что Мелисса не возненавидела её за это. Исключением было время, когда дочь потеряла отца.

«Ох уж этот недостаток садоводства, – подумала Кейт, поднявшись на ноги и отряхивая руки и колени. – Мысли так и лезут. А вместе с ними без спроса являются воспоминания о прошлом».

Она оставила огород, пересекая задний двор своего дома в Ричмонде, штат Вирджиния, и направляясь к крыльцу. Она не забыла снять выпачканные грязью кеды у двери – последние два дня она потратила на уборку дома. Сегодня вечером Кейт будет нянчиться с Мишель, своей внучкой, и поэтому хотела, чтобы в доме была идеальная чистота, хотя Мелисса и не была фанатом чистоты и порядка. Последний раз Кейт проводила время в компании ребёнка почти тридцать лет назад, а значит, сейчас было не лучшее время для рискованных действий.

Она посмотрела на часы и нахмурилась. Гости придут через пятнадцать минут. Ещё один недостаток садоводства – время летит незаметно.

Кейт умыла лицо в ванной и прошла в кухню, чтобы заварить свежий кофе. Он был наполовину готов, когда в дверь позвонили. Она сразу её открыла, как всегда счастливая при виде двух дам, с которыми она проводила по несколько часов пару раз в неделю последние полтора года.

Первой в дверь вошла Джейн Паттерсон, держа в руках тарелку с булочками. Это были домашние пирожные из слоённого теста, которые два года подряд брали главный приз в кулинарном конкурсе Каритауна. Вслед за ней вошла Кларисса Джеймс с большой чашкой свежих фруктов, нарезанных кусочками. На обеих были милые наряды, в которых можно было пойти и на бранч к подруге, и по магазинам – и тем, и другим они занимались довольно часто.