Алекс Миро - Геном: исцелённые

– Вот и отлично. – Габи встала, собирая ладонью со лба блестящие капельки пота.

– Постой… Может, посидишь еще, а потом поужинаешь со мной? – неуверенно спросил доктор Робертс.

– О чем ты, Марк? – устало произнесла Габи. – Еще пару часов в духоте твоего кабинета я просто не переживу.

– Не в этом же дело, верно?

– Хочешь правду? – Габи так резко подалась вперед, что Марк испуганно отшатнулся. На долю секунды он подумал, что Габи может дать ему пощечину. А это больно и как-то уж очень унизительно.

– Ладно, проехали, – примирительно сказал Марк и вернулся за свой стол.

Он знал, что если Габи посмотрит в его глаза, то все поймет. Он, словно ишак, нес на плечах груз десяти лет ожидания. Неподъемный груз. Его жизнь была нарезана временем, будто пирог: сладкий кусок по имени Габи, навечно для него потерянный. Вот кусок с привкусом лекарств и капельниц для жены. Затем зачерствевший кусок разлуки, бессонных ночей и чувства вины перед всеми, да и перед Габи тоже. По кругу: исступление, напряжение, лаборатория ночью, лаборатория днем, встречи, исследования, встречи. И так день за днем. Десять последних лет навалились на него всей тяжестью, заставляя опустить плечи и согнуть спину. Но Габи ничего этого не заметила. Как обычно, она вышла, хлопнув дверью, даже не оглянувшись.

Габи сделала единственное, что считала правильным. Она спустилась на минус первый этаж, обогнула лабораторию, где за стеклянными стенами двое лаборантов подсоединяли электроды к оголенному трепанацией мозгу упитанной обезьяны, и направилась прямиком к доктору Ратаковски. Он всегда запирался изнутри, и потревожить его могли лишь несколько человек во всем блоке Cas9.

Решительный стук в дверь вывел его из оцепенения – Ратаковски сидел в своем глубоком кресле, устало откинувшись на спинку. В толстых стеклах очков отражалась фотография двухлетнего Майчека.

– Входи, Габи, – сказал он, отпирая пультом электронный замок.

– Как ты понял, что это я? – поинтересовалась Габи, скорее из вежливости.

– Только ты можешь так колотить в мою дверь, – ответил Ратаковски.

– Значит, ты знаешь, о ком я хочу поговорить?

Доктор Ратаковски сам выбрал кабинет на минус первом этаже, а не на втором, как у Габи и Марка, хотя положение позволяло. Ему было проще работать сутки напролет, если он не знал, который снаружи час. Для него существовало единственное время – «десять утра, самое время поработать». Голые белые стены и запах чистящего средства нагоняли на Габи уныние.

– Опять насчет Артура. Мой ответ – нет! – отрезал Ратаковски.

– Этот ответ я не приму, Ежи, – мягко сказала Габи. – Я понимаю, тебе нужно провести еще ряд исследований. Но время не ждет. Нейролептики уже не стабилизируют его состояние полностью. Только ты можешь ему помочь.

Ратаковски погрузился в раздумья. Он вспомнил сына. Не так давно он и сам узнал цену времени, важность не упустить драгоценные дни, невосполнимые недели.

– Я попробую найти время для его вакцины. Ничего не могу обещать. Но больше не приходи ко мне. Ты знаешь, я боюсь тебя, когда ты так решительно настроена, – сказал Ежи.

Габи знала. Марк часто говорил ей то же самое.

Благодаря Эмме, Артур и Тобиас быстро освоились в Cas9. Она умела занять почти весь их день с утра до вечера. Но в те часы, когда Эмма уходила в свою комнату поработать, они бесцельно слонялись вокруг корпусов, исследуя остров. Меньше четырехсот метров в поперечнике – обход Норт-Бразер занял у них пару часов. Корпус для персонала, хранилище, кладовая, корпус Cas9, причал – все, кроме огороженной забором части острова.

Артур и Тобиас начали с хранилища. Бетонный куб с единственным смотровым окошком – нечто вроде подсобки с холодильными камерами. Артур поднялся на цыпочки и посмотрел сквозь стекло. Внутри было темно и холодно, стены покрылись легким налетом изморози. Он смог различить только высокие, метра три высотой, темно-серые очертания морозильных камер, поделенных на пять отсеков. В правом углу каждого отсека горела красная лампочка. Только в некоторых свет был зеленым. Артур решил, что эти отсеки все еще свободны. У дальней стены, рядом с входной дверью, стоял компьютер. Тобиас предположил, что в нем содержится картотека хранилища или данные о состоянии каждой ячейки. Что бы там ни было, они с Артуром никак не могли попасть внутрь и проверить свою теорию.

Мальчики обошли хранилище, свернули на узкие дорожки между клумбами и подошли к корпусу для персонала. Входная дверь была открыта настежь. На электронном табло у стенда отображалась схема корпуса с указанием секций и специализации сотрудников в каждой из них. Жилые части корпуса делились на сектора: по десять комнат в каждом. При заезде жильцов комнаты раздавали по специализации: сотрудники лабораторий популяционной генетики – в одном крыле, лаборанты из цитогенетики – в другом. Специалисты по наследственной патологии и молекулярной диагностике – на втором этаже, разнесенные в разные концы здания. Судя по электронным указателям, на третьем этаже все вместе обосновались лаборанты доктора Ратаковски.

На стенах в холле висели работы Эммы. Один из витражей, высотой от пола до потолка, без рамы, был выставлен прямо у широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Едва заметные прозрачные тросы поддерживали тяжелую конструкцию, снизу стальной поручень, прикрученный металлическими болтами, намертво прикреплял витраж к полу.

По мнению Артура, на полотне было нечто вполне понятное с первого взгляда. Все оттенки желтого стекла, которые только можно было вообразить: солнце в пасмурный день, бледный песочный, яркий лимонный, цыплячий и желтый неоновый – лишь несколько оттенков, для которых у Артура нашлось определение. И посередине, идущие вдоль всего полотна сверху вниз, две перекрученные серебристые полоски – цепочки ДНК. Звеньями послужили неровно отколотые, с острыми краями куски стекла, обернутые фольгой.

Тобиас долго рассматривал витраж. Он подошел ближе, отошел на пару метров, потом совершил этот же маневр еще несколько раз.

– Посмотри внимательно, – он потянул Артура за край футболки и медленно повел его ближе к витражу. – Присмотрись к самой цепочке ДНК.

Артур присмотрелся и, сделав шаг вперед, наконец-то увидел. В слабом, почти незаметном отблеске на серебристом покрытии были различимы буквы. Если не отрывать от них глаз, то при каждом шаге начинали проявляться целые слова.

– Имена и фамилии, – произнес Тобиас, боясь потерять правильный угол зрения.

– Это имена ученых, основателей и первопроходцев геномики, – подхватил доктор Робертс, спускаясь со второго этажа по лестнице. – А также тех, кто до сегодняшнего дня внес неоценимый вклад в ее развитие. Я тоже тут есть. – Марк Робертс показал пальцем на свое имя. – Эмма просто умница. Она сделала нам этот подарок в честь своего выздоровления.