Василий Щепетнев - Исполняющий обязанности

– Точно не знаю, полагаю, что достаточно, – ответил Войкович.

Достаточно для чего? Но спросил я другое:

– Можно посмотреть?

– Разумеется, вы же хозяин, – но особого энтузиазма в голосе Войковича я не расслышал.

– Тогда я хочу посмотреть подземные этажи.

Мы вышли в вестибюль, где в особливом шкафу

Войкович взял пару керосиновых ламп, “Летучая мышь”. Ну, заодно поучусь и обращению с лампами.

Мы начали спуск.

– Это нулевой уровень, – сказал Войкович, при скудном свете сверху зажигая лампы. Одну дал мне. Перед нами была двустворчатая дубовая дверь с железными полосами для вящей прочности. А у меня – ключ, который я взял по совету Войковича.

– Нулевой уровень первоначально использовался для хранения предметов из тех, что выбросить жалко. Античердак. Сейчас здесь хранятся экспонаты музея.

– Их никуда не забрали?

– Не нашлось желающих. Всем музеям подобного рода не до жиру.

Ну да. В тусклом свете я различил картины, расставленные по особым стойкам, как велосипеды. Самих полотен не видно, они упакованы, но на некоторых, которым в стойлах не хватило места, можно было рассмотреть надписи “Ленин в Разливе”, “Калинин встречается с доярками”. В девяностых на подобные картины спрос упал. Сейчас, пожалуй, снова растет.

Неподалеку на полу стояли бюсты. Маркс, Ленин, Сталин. Большие бюсты.

– Бронза? – спросил я.

– Бронзовые распродали, ещё музейцы. Чугун.

Я поёжился.

– Плюс восемнадцать, – сказал Вергилий.

Мы вернулись к лестнице, спустились ниже, я отпер новую дверь.

Минус первый уровень ничем не поражал. Повсюду стояли длинные пустые полки – и мощные опоры, поддерживающие дом.

– Прежде, ещё при графах Карагаевых, здесь хранили вина. В бутылках. Вино, бренди, виноградная водка, шампанское. Всё – из местного винограда. После революции, правда, виноградники пропали, и пропали надолго. Пятнадцать лет назад ваш дядя начал экспериментировать, но, конечно, в миниатюре.

И в самом деле, около тысячи бутылок заполнили лишь малую толику помещения. Я взял одну. И бутылка, и этикетка были самыми простыми. Никаких дизайнерских находок. Пробка, тем не менее, настоящая.

Я вернул бутылку на место.

– Больше смотреть на этом уровне нечего?

– Разве что гигрометр. Плюс двенадцать. Влажность пятьдесят семь процентов. А больше нечего, – подтвердил Войкович, и мы вернулись к лестнице и её дверям.

Минус второй уровень можно было использовать, как кинозал. Или как бомбоубежище. Длинные скамейки поперек большого, на весь уровень зала. Человек двести поместятся. И пара отдельных комнат-клетушек, в роли туалетов.

– Так и есть, с конца сороковых тут было бомбоубежище, – подтвердил мою догадку Войкович.

– Неужели в музее было столько работников?

– Нет, но по эвакуационным планам здесь собирались разместить областной партархив. С работниками.

– Двести работников?

– Двадцать. Но скамейки стоили недорого, вот и поставили с запасом.

Я пригляделся. Недорого, значит, недорого, но выглядели они добротно.

– Немецкая работа, – пояснил Войкович. – Военнопленные делали, в двадцати километрах отсюда, на станции Болотной были столярные мастерские, там пленные и работали.

Те же плюс двенадцать.

– А не замерзнут архивариусы?

– Напротив, тут главное отвести тепло. Двадцать человек по две с половиной тысячи калорий в сутки… А если шестьдесят человек?

Спустились ещё ниже.

– Глубоко копал граф Карагаев, – заметил я.

– Копали мужики.

– Крепостные?

– Нет, граф нанял артель. Вернее, граф нанял архитектора-немца, Маллера, а тот – команду строителей. Вышло недёшево, но Карагаев считал, что оно того стоило.

– Откуда вам это известно?

– Из дневников Карагаева. Они были спрятаны на последнем уровне.

– И я могу их почитать?

– Конечно. Теперь они в шкафу в кабинете Федора Фе… в вашем кабинете. Третья полка. Почерк у графа, правда, не из лучших, да и писал он по-французски.

– Ах, по-французски…

Минус третий уровень был темным. Казалось бы, какая разница, ведь и окон, и других источников света не было ни на нулевом, ни на минус первом уровне. Однако здесь свет “Летучих мышей” не доставал до противоположной стены. Я даже фитиль вывернул посильнее – всё равно не доставал.

– Просто всё выкрашено вулканическим пеплом. То есть краской на основе вулканического пепла.

Я подивился, что это за краска, но спрашивать опять не стал. Учительские манеры Войковича продолжали утомлять.

А краска и в самом деле замечательная. Стену я разглядел только с трех шагов.

Те же опорные столбы, наверху – балки-перекрытия. Как в детской страшилке – всё чёрное-чёрное. А на каменном полу – чёрные ящики. Одни похожи на гробы, другие – просто прямоугольные, но все – не слишком большие. Два сильных мужика поднимут, если, конечно, они не набиты золотыми слитками. А если набиты, то не поднимут. Тут приспособление нужно, особые тележки. Хотя и с тележками как такой груз тащить?

– Здесь, то есть дальше, имеется подъёмная машина. Ещё со времен графа Карагаева, – опять угадал мои мысли Войкович.

– Паровая машина?

– Нет, какое. Одна лошадиная сила. Система блоков, позволяющая поднимать – и опускать – двадцать пудов. Медленно, но и время было неспешное.

– А сегодня?

– Сегодня электромотор в два киловатта.

– Что-то я не заметил лифта в доме.

– А он и не в доме. Ход идёт под углом, и выходит в тридцати метрах. Так даже удобней на случай бомбардировки выбираться, если дом обрушится.

– Ну, после бомбардировки ветряк вряд ли уцелеет.

– Так можно самому. Ноги, руки, голова. Потихоньку, полегоньку. В пятидесятые и шестидесятые проводили учения. Теперь-то нет.

– Но вы пробовали?

– Когда-то. На всякий случай. Ничего невозможного.

Мы медленно шли среди ящиков.

– Кстати, а что в этих ящиках хранится?

– Запасы на случай войны. Я уже говорил, сюда планировали эвакуировать партийный архив. Но архивисты должны были не просто сидеть на бумажках, а всемерно поддерживать авторитет советской власти. Словом и делом.

– То есть это были бы военные люди.

– Несомненно. Штатских архивариусов оставят в городе, а сюда – архивариусов боевых. Тут есть небольшая типография, оружие, боеприпасы, амуниция и всякое другое-третье, необходимое, чтобы подавить всякие нездоровые выступления людей, которым вдруг помстится, что если ядерная война, то и власти конец.

– И золото?

– И золото. Да ещё дядя ваш потом добавил, – но как добавил, зачем и сколько, не сказал.

– Но почему потом это не забрали – оружие и прочее…

– По документам – забрали. Но оставили. Бензин продали налево, это ж начало девяностых.

– Но это же оружие…