Михаил Теверовский - Не такие, как мы

Яростные звуки сирен, громкоговорителей, заглушаемые расстоянием крики и хлопки выстрелов доносились до Джейка и Тома, стоящих на вершине холма, с которого открывался впечатляющий вид на некогда прекрасный город, нынче объятый анархией и затянутый дымом. Он больше никогда не будет их домом, тем домом, в котором они выросли. Друзья уже свыклись с этой мыслью: она перестала быть чем-то необычным и не цепляла, раздирая сердце и саму душу так, как раньше. Чужой город, чужие люди… Мир сейчас вообще стал каким-то чужим. Родным для них оставался теперь лишь старый фордик, верно ждущий их у подножия холма. Когда сядет солнце, он увезёт их далеко-далеко на юг – туда, куда ещё не прокралась эта некогда несущая правильные идеи зараза, расползающаяся теперь по городам, большим и маленьким, словно чёрная клякса чернил по и так не кристально белому листу бумаги, разрушая и извращая всё то, что некогда было дорого многим.

В волосах Тома играли лучи заката, окрашивая их причудливыми оттенками рыжего; отражались в его полных грусти глазах, становившихся в их свете карими, и расползались по лицу, придавая его коже привычный цвет. Привычный для кого? Теперь привычный – скорее, значит алебастрово-белый. Обесцвечивание волос, тёмная маска на лице в солнечный день, не пропускающая и капли ультрафиолета, ванны с лимонным соком – и у вас будут кожа и волоса, как у Тома. Почти как у Тома. Остаётся одна проблема – глаза. Ведь не каждый хочет, вставая с кровати утром день за днём, надевать линзы, имеющие красноватый оттенок. Если не считать того, что в последнее время и это уже считается неправильным: уже, в принципе и не разберёшь, что правильно, а что нет. Но в любом случае стоит упомянуть и о взлетевших на такие линзы ценах. Поэтому на улицах города можно было встретить псевдобелых с глазами совершенно различных оттенков. Вообще, постепенно становится труднее встретить кого-то с каштановыми волосами и зелёными глазами, такими как у Джейка. Кто же «такой», а кто нет?

Прощальные лучи этого проклятого дня лизнули землю, осветив в последний раз для двух друзей, стоявших на одиноком холме и взирающих на некогда искрящийся в самых разных оттенках света фонарей, отсветов вывесок и украшений город. Мир словно погрузился в беспросветную тьму.

В небольшом ресторанчике, уютно располагавшемся в подвале одного из старейших зданий Города – некогда ратуши, стилизованной под ещё более древние века – на удивление для столь раннего времени жаркого июньского дня было полно посетителей. В слегка приглушённом свете ламп, направленных преимущественно на стены, можно было разглядеть, помимо висящих в рамках за прозрачными стёклами постеров фильмов, также и другие постеры, расклеенные в совершенно хаотичном порядке прямо поверх обоев. Это было вполне привычным для Города явлением с его самого основания: по сути, это была его «фишка», обусловленная в принципе идеей создания Города. То было время нового рассвета кинофильмов, именно как искусства, а не коммерческого продукта. После весьма затяжного спада, обусловленного отсутствием новых сюжетов и идей, а также совершенно неудачных сиквелов, приквелов, спин-оффов и, разумеется, ремейков, безуспешно жаждущих повторить успех оригиналов; если же более кратко – после краха киноиндустрии, основатель Города, Генри Фолд, принял решение приступить к возрождению этого вида искусства. Ещё зацепивший в самой молодости её угасающий закат, он мечтал стать успешным режиссёром и даже вёл весьма обширную записную тетрадь, наполненную его идеями кинокартин на будущее. Будущее, которое ему пришлось создавать самому, из-за того что как только он окончил обучение в институте, крах, собственно, и случился. Очки виртуальной реальности и различные игровые симуляторы, в совокупности с игровой индустрией, позволявшие игроку не просто следить за сюжетом, но и быть его непосредственным участником – по сути, полностью заняли умы и желания потребителей, а вместе с ними, разумеется, и инвесторов. Но вот прошло почти полвека, за это время Генри Фолд отыскал своё место в игровой индустрии, подокреп, не без весомых связей его дяди, имеющего контрольный пакет одной из лучших игровых компаний того времени – и позже основал свою компанию, дружественную той. Но мысли о киноискусстве не покидали его, и он решил основать Город, являвшийся неким «наследником» Голливуда своего времени, с помощью которого, как всей душой верил и надеялся Генри Фолд, у него получится воплотить мечту о возрождении киноискусства.

Многие в тот момент посчитали этот шаг бизнесмена бездумной тратой средств и времени, но все сошлись на мнении, что «у богатых свои причуды» – раз имеет такую возможность и, в принципе, не делает никому ничего плохого, то почему бы и нет? Никто и представить себе не мог, что буквально через пару лет кинотеатры вновь начнут открываться по всему миру, а верные любители кинофильмов получат возможность не только просматривать уже известные им чуть ли не до каждого слова фильмы прошлого, но и погрузиться в магию новых кинокартин. Да и современная аудитория стала приобщаться, ведь, как известно, «всё новое – это хорошо забытое старое».

С тех пор прошло уже более тридцати лет. Стены ресторанчика были обклеены множеством слоев различных постеров – закрывающие друг друга пёстрые пятна постепенно забываемых картинок, сменяющиеся из месяца в месяц, из года в год. Но что было самое разочаровывающее, так это то, что по всем стенам на верхних постерах стояли даты выпуска кинофильмов в прокат не старше пяти лет, хотя этот небольшой ресторанчик был открыт задолго до этого. А всё потому, что за пять лет слишком многое изменилось…

Этим фактом были недовольны и двое друзей, примостившиеся за небольшим круглым столиком в самом углу помещения. Когда-то такую небольшую компанию называли просто-напросто безумной, затем, лишь самые остроязыкастые и исходящие ядом забулдыги могли прилюдно высказать своё недовольство. Теперь же такую компанию называли странной почти все, без лишнего преувеличения, по совершенно обратной ситуации, перевернувшей мир с ног на голову.

В двух мягких креслах друг напротив друга сидели почти ровесники, двадцати шести лет. Очертания их лиц были совершенно обычные – те же уши, нос, лоб, глаза, щёки.