Алексей Реборн - Озверевшие

Школа встретила Алису старым повыцветшим плакатом «С 1 сентября!» и парой блёклых шариков – как говорится, дёшево и сердито. Почему День знаний перенесли с пятницы на понедельник, даже не удосужившись поменять плакат, Тимур спрашивать не стал. Сестра попала в школу, что само по себе было невероятной удачей, и смотреть в зубы дарёному коню не хотелось. По дороге на работу его поглотили куда более мрачные мысли. Если на прошлой неделе о произошедшем с ним знали несколько десятков человек, то после выходных обязаны были знать все – в маленьком городе сплетни разлетаются быстро, и одному Богу известно, какими выдумками обрастёт его история. Единственный друг Пашка, по одному взгляду понимавший, когда Тимур не в духе, поднимать эту тему не стал, отчего правдивым источникам информации браться было неоткуда.

У проходной завода как обычно была небольшая очередь. Некоторые курили, стоя в стороне. Парковочное место начальника пустовало – с тех пор, как он остался без машины, на его участок асфальта никто так и не покусился. Подходя к очереди, Тимур сразу заметил с десяток косых взглядов, устремлённых на него. Вздохнув, он встал в конец очереди, чтобы вместе с ней идти пингвиньим шагом навстречу серой трудовой неделе.

За его спиной шептались: в раздевалке, в курилке, в кладовке – везде. Проходя мимо, каждый смотрел ему в лицо, но тут же отворачивался, встретившись с ним взглядом. Чтобы не думать о коллегах, Тимур погрузился в работу, благо большая партия мелких деталей позволяла погрузиться в медитативное состояние, и время шло быстрее.

За пару минут до обеда к Тимуру пришёл Пашка. Редкий болтун, сплетник и шутник, он был на редкость серьёзен.

– Как ты? – непривычно тихо спросил друг.

– Не считая того, что отец в аварию попал, а потом я, убив человека, чуть на нарах не оказался, всё хорошо, – невесело хохотнул Тимур.

Поняв, что друг готов к откровенному разговору, Пашка сказал:

– Пойдём на ящики, поговорим.

Ящиками они называли стопку паллетов, уложенных в форме дивана и покрытых рыжим от старости поролоном. Неустойчивая грязная конструкция была довольно уютной, стоило на ней усесться и замереть. Тимур, вопреки ожиданиям, говорил от силы минуты две, изложив самую короткую версию событий – услышал крики, пришёл на помощь, сосед набросился, пришлось стрелять. Посадили бы, но повезло, отмазали.

– А то, что он в тебя из пистолета стрелял, это так? Мелочи? – возмутился Пашка. – И то, что пистолет не его, а какого-то мутного журналиста, который с расквашенной рожей из больницы сбежал?

– А ты откуда… – изумлённо поднял брови Тимур.

– И потерпевших в квартире было двое. Второй – участковый ваш. Его отец – генерал какой-то, он тебя отмазал, – окончательно добил Пашка.

– Нет, скажи! Откуда ты всё это знаешь? – Тимура перекосило от удивления.

– Тим, я тебе не хотел говорить. Даже мама не знает, – Пашка запнулся, глянул с сомнением на приятеля, но, понизив голос, продолжил: – В общем, ясновидящий я. Или медиум, как хочешь называй. Я во сне всё это видел.

– Ты? Да ладно? Чего раньше не сказал? – растерянно спросил Тимур.

Пашка неожиданно изменился в лице, согнулся, задёргался и совершенно бестактно заржал.

– Да мне Сашка, мент с первого этажа, рассказал, – задыхаясь от смеха, пробормотал он. – Но ты бы видел своё лицо.

– Ну и сволочь же ты, Паш. Ещё друг, называется, – обиделся Тимур, всерьёз намереваясь уйти.

– А раз друг, то и нечего от меня всё скрывать. Почему я должен у соседа-козла за тебя выспрашивать? Так что квиты. Мир? – Пашка протянул оттянутый мизинец.

– Мир, мир. Только грабли свои грязные убери, – улыбнулся Тимур.

– У самого-то, – деланно оскорбился Пашка.

– Слушай, а тот человек, чей пистолет, правда из больницы сбежал? – посерьёзнел Тимур.

– Ага. Причём без документов и кошелька. В больнице говорят, что он у них чуть не помер. И в сознание не приходил. А потом раз – и пропал, – на этот раз Пашка точно не шутил.

Тимур снова вспомнил слова отставного военного:

«Эти узкоглазые что-то задумали. Я воевал с ними, я знаю их породу. На этот раз они придумали что-то на редкость хитрое, пакостное» – говорил спятивший от пьянства и одиночества сосед.

– Чего задумался? – спросил Пашка.

– Да так, о своём, – отмахнулся Тимур.

– Понимаю, тебе не хочется всё это вспоминать. Я знаю, что тебе поможет, – Пашка открыл карман рабочей куртки и достал шуршащий фольгой блистер с таблетками. – Держи. От сердца отрываю.

Тимур взял в руки упаковку, покрутил в руках. Белые круглые таблетки, похожие на миниатюрные хоккейные шайбы, выглядели как банальный анальгин. Однако надпись черными буквами по серебристой фольге гласила «PANAX».

– Панакс? Не знаю таких, – с сомнением сказал Тимур.

– А ты у нас фармацевт, я погляжу, – съехидничал Пашка.

– Нет, но… Откуда ты их взял?

– Да пацан один вместо долга отдал. Говорит, новая разработка. Хорошее успокоительное без сонливости и прочих побочных. Попробовал – и правда. Лишние мысли в голове рассосались, как тараканы по щелям. Хорошо сразу стало. Сплю как убитый, без снов. Просыпаюсь, полон сил. Правда, потом Серёге такие же просто так на улице дали, так что за долг я ещё спрошу.

– Паш, ты больной? – Тимур чуть не подпрыгнул. – А если это наркота какая?

– Сам ты наркота, – Пашка даже ухом не повёл. – Кто ж на улице будет раздавать наркоту, ещё и бесплатно? Тем более сам смотри – зрачки нормальные, на «ха-ха» не пробивает, глюков никаких нет. Мне просто хорошо, будто дзен познал, – сказав это, он сложил вместе ладони и затянул приглушенное закрытым ртом «ом».

– Ты, буддист хренов, – Тимур грубо дернул друга за плечо. – У нас в аптеке валерьянка стоит как пол-литра «пшеничной», а тут суперлекарство бесплатно на улице раздавать стали?

– Тима, вот вечно ты всё усложняешь, – примиряющее сказал Пашка.

– А ты упрощаешь, – повысил голос Тимур.

– Ну, так поэтому я и счастливый, – Паша выдавил самую идиотскую из всех своих улыбок и пожал плечами. – А ты всю жизнь на ровном месте исходишь на фекалии. Успокойся. Всё хорошо. Твой отец жив. Ты на свободе. Я никакой не наркоман. Расслабься ты, наконец. Сам-то не устал дёргаться по любому поводу?

Тимур задумался. По правде говоря, он устал, но ничего не мог с собой поделать. Страх перед будущим всегда мешал ему насладиться настоящим, и только книги помогали ему отвлечься. Он попытался вспомнить моменты, когда страх его отпускал. На ум пришли только редкие посиделки с Пашкой на крыше недостроенной многоэтажки, когда они вдвоём сидели и пили домашнее, довольно крепкое вино, наблюдая за городом сверху вниз. Разговоры о девушках, музыке и кино неизбежно переходили к глубоко философским вопросам, а от них совершенно неожиданно скатывались к примитивному мальчишескому юмору. Спускаясь по лестнице недостроенного дома нетвёрдой походкой, Тимур не задумывался тогда о том, что один неосторожный шаг может закончиться падением с высоты и неминуемой смертью. В те мгновения он позволял себе плыть по жизни, довериться ей, получать удовольствие от одного ощущения себя живым. Сколько он ни пытался поймать это настроение трезвым, в обычной жизни, ничего не выходило, отчего его неминуемо возвращало на привычные рельсы страха.