Лия Роач - Принцип Талиона

"Вчера ночью группа неизвестных проникла в офис, принадлежащий Далласскому благотворительному Фонду помощи детям-сиротам, учрежденному уважаемым гражданином нашего города, доктором Виктором Вайнштейном.

Около четырех часов утра группа лиц в масках проникла в здание, убив двух охранников. Преступники перевернули и сожгли шкафы с документацией в штабе Фонда, повредили мебель и другие предметы интерьера, разбили стекла и зеркала, изрисовали несмываемой краской стены и потолок, а также унесли с собой некоторые ценные предметы.

Пресс-секретарь полицейского Департамента, расследующего данный преступный акт, прокомментировал: "Мы не знаем, кто стоит за инцидентом, или чем они руководствовались в своих действиях. Основная наша задача состоит в том, чтобы вычислить преступников и понять их мотивацию".

Также стало известно, что это не первый случай покушения на собственность мистера Вайнштейна. Двумя месяцами ранее был сожжен дотла его загородный дом. Жертвами тогда тоже стали двое. Полицией выдвигаются версии, что они имеют дело с вендеттой, направленной против самого Виктора Вайнштейна. Тот, в свою очередь, отрицает любую возможность личной мести. Ведется расследование".

Я дослушиваю блок местных криминальных новостей и, выключив приемник, съезжаю на дорогу, ведущую к частной школе Гринхилл. Неожиданно в голову приходит мысль, что за последние месяцы я проезжала по этому маршруту бесчисленное количество раз, но впервые делаю это на своей машине. Что, впрочем, неудивительно, учитывая, что светиться раньше времени и оставлять так явно указывающий на меня след я не собиралась.

Но сегодня это было неизбежно: моя машина – приманка, центральный персонаж предстоящего действа, пусть и неодушевленный, и выбора у меня, по сути, не было. Хотя, конечно, машину можно и угнать, но не такую, как у меня. А я имела неосторожность похвастаться моделью, поэтому иду на дело с открытым забралом. Ну, с почти открытым…

И снова неожиданно для себя я вдруг обнаруживаю, что испытываю безотчетное волнение. Сердце стучит быстрее и ритм у него неровный, скачущий.

– Что за новости? – вслух недоумеваю я и неодобрительно мотаю головой, одновременно пытаясь стряхнуть с себя это нервное наваждение.

Это ощущение действительно было странным, потому что волноваться мне не из-за чего. План хорошо продуман, выверен до минуты, и ничего в нем не должно и не может пойти не так. А сейчас мне и вовсе предстоит самый простой его пункт. Не существует ни единого шанса, что я не справлюсь со своей задачей и испорчу первый акт моего личного марлезонского балета.

Зарулив на пришкольную парковку и остановившись в дальнем ее углу, я сверяюсь с часами – занятия только что закончились. Сделав глубокий вдох и мысленно сказав себе: "Поехали!", я нажимаю на ручку двери и вышагиваю из машины. Прислоняюсь к матовому на вид, но гладкому наощупь крылу и жду появления того, за кем приехала.

– Роберт! – завидев его яркую курточку, я вскидываю руку и приветливо машу.

– Кристина, привет! – оборачиваясь на звук моего голоса, он идет мне навстречу, ускоряет шаг, и едва ли не бежит.

Объемный и плотно набитый учебниками рюкзак подпрыгивает у него на спине. Я невольно улыбаюсь.

А дождавшись, когда он приблизится, чуть прищурившись, лукаво спрашиваю:

– Ну что, ты готов?

– Смотреть твою новую тачку? – вспыхивают радостным блеском его почти изумрудные глаза.

И на один краткий миг у меня перехватывает дыхание. Мне кажется, что когда-то раньше я уже смотрела в эти глаза, но это ощущение мимолетно, и через секунду я о нем забываю.

– Аха, – энергично киваю, растягивая губы в самой широкой улыбке.

– Мерседес Эсэлэс?

Я вновь киваю, и подозреваю, что вид у меня до неприличия самодовольный. Но ведь я действительно горжусь своей матовой красавицей. И стоит мне только упомянуть о ней, как я тут же обо всем забываю. Да, я автомобильная маньячка, и не считаю, что полмиллиона долларов – неоправданно высокая цена за "груду штампованного железа".

– Я ее только в журналах видел. А еще в Трансформерах, – его глаза горят, как у всех мальчишек.

– Ну вот сейчас увидишь воочию, – я счастливо смеюсь. – Только предупреждаю: на альтформу Саундвейва мой Кичерер совсем не похож.

– Да какая разница! – он хватает меня за руку и тащит в сторону стоянки. – Это же Эсэлэс! Я по-любому просто умру от зависти.

Я загадочно улыбаюсь. И рука об руку мы торопливо шагаем к разноцветной веренице машин.

Подходим к сверкающему новизной и хромовым блеском, потрясающему красотой и изяществом шедевру автомобильного искусства. Роберт замирает на полпути и в изумлении открывает рот. Я тоже едва сдерживаюсь, чтобы вновь не обомлеть и не составить вместе с ним молчаливую скульптурную композицию. После секундного замешательства Роберт начинает бегать вокруг Мерседеса и сыпать восторженными возгласами. Он жадно водит руками по черному корпусу, ощупывая рельеф и каждую детальку. Поднимает и вновь опускает дверки, касается красной кожаной обшивки кресел, замшевой обмотки рулевого колеса, что-то невнятно бормочет и, кажется, не замечает ничего вокруг.

Вскоре меня утомляет его мельтешение, и я нетерпеливо предлагаю: – Садись, прокачу.

Не дожидаясь повторного приглашения, он запрыгивает на пассажирское сиденье. Я загружаюсь следом и, щелчком заблокировав двери, поворачиваюсь к нему.

– Поехали? – от улыбки, что не сходит с моего лица все это время, у меня уже сводит мышцы.

Он молча кивает.

– Пристегнись, – советую я, левой рукой нащупывая под сиденьем влажную ткань.

Когда Роберт отворачивается к катушке ремня безопасности, я резко вытягиваю руку и подношу заранее пропитанный хлороформом платок к его лицу, закрывая им нос и рот. Он успевает дернуться лишь один раз, переводит на меня испуганный взгляд, но уже в следующую секунду обмякает. Голова его безвольно повисает, и я бережно прислоняю ее к спинке сиденья.

Перевожу взгляд в стекло перед собой и, заведя двигатель, неспешно выруливаю со школьной парковки.

Я снова улыбаюсь, но впервые за этот день на самом деле испытываю радость. И удовлетворение за отлично проделанную работу.

Как же долго я этого ждала…

– Ты даже не представляешь, малыш Бобби, – говорю я тихо в пустоту, – насколько близок ты был к правде. Очень скоро ты, возможно, и правда умрешь, но точно не от зависти…

*

Мерседес, с трудом преодолев двести ярдов по чудовищно ухабистой, с накатанными глубокими колеями, дороге, плавно останавливается под мостом через обмелевшую Тринити, рядом с уже припаркованным там же джипом. Левая передняя дверь открыта, Диллан сидит на кресле водителя, спустив одну ногу на землю, и напряженно смотрит на меня.