Алексей Борисов - Седьмого в тринадцать

Отдел контрразведки занял несколько помещений на втором этаже. Вход в них преграждал вооруженный пост, где требовалось предъявить специальный пропуск. Хотя Ушакова провели беспрепятственно, за него объяснился поручик Муравьёв.

– Итак, – продолжил вновь прибывший сотрудник, – моя должность…

– Штаб-офицер для поручений. Как вы понимаете, это была моя личная инициатива – вызвать вас из Уфы, – сообщил ему помощник начальника контрразведки. – Я помню нашу недолгую, но успешную совместную службу. Ценю вашу храбрость, наблюдательность, ум, готовность брать инициативу в свои руки.

– Благодарю вас.

– Отечество отблагодарит, если заслужим.

– Верно говорите, Николаев.

На эти слова оба контрразведчика разом обернулись.

В кабинет без стука зашел офицер с погонами полковника. На вид ему можно было дать лет около пятидесяти, в аккуратной бородке клинышком и усах ощутимо пробивалась седина. Взгляд его был прямой и властный, в голосе тоже чувствовалась привычка приказывать. Кроме того, высокий лоб выдавал человека, склонного думать, прежде чем действовать. Выправку полковника можно было назвать идеальной. Его китель защитного цвета украшал Георгиевский крест. Других наград он не носил.

– Вольно, господа! – махнул рукой полковник, видя, как Ушаков принимает стойку «смирно».

– Господин полковник…

– Не трудитесь, сам вижу. Штабс-капитан Ушаков из контрразведывательного отдела Сибирской армии. Рад вашему прибытию! Подполковник Николаев отрекомендовал вас как дельного сотрудника. Надеюсь, не разочаруете. Я полковник Зыков, ваш новый начальник, – и шеф военной контрразведки окинул подчиненного взглядом своих темно-карих глаз.

О личности Николая Петровича Зыкова штабс-капитан Ушаков был наслышан. После окончания краткосрочных курсов Сергей Иванович попал в Омское контрразведывательное отделение, где и выполнял свои обязанности с марта по сентябрь девятнадцатого. Там же находилась ставка Верховного главнокомандующего адмирала Колчака 3 3 Колчак Александр Васильевич (родился в 1873 г.) – вице-адмирал, Верховный правитель России и Верховный главнокомандующий Русской армией после военного переворота 18 ноября 1918 г. в Омске и свержения эсеровской Директории. . Туда, в отдел к Зыкову, сходились нити управления службой, которую особенно ненавидели и боялись враги «белой» России.

Зыков возглавил военную контрразведку через несколько дней после того, как адмирал был провозглашен Верховным правителем. Его деятельность удостаивалась самых разных суждений, вплоть до диаметрально противоположных. Впрочем, буквально то же самое можно было сказать обо всей службе. Гражданские чиновники порой жаловались на чрезмерную, по их мнению, жестокость борцов за чистоту тыла. Контрразведчики платили им той же монетой, то есть, не подбирая выражений, обвиняли в беспомощности.

Кое-кто советовал адмиралу поменьше полагаться на таких, как Зыков, выходцев из Отдельного корпуса жандармов, поскольку люди с подобным прошлым (опять же, согласно мнению советчиков) могли произвести нежелательное впечатление на широкие массы. Колчак, однако, считал, что настоящую службу, способную противостоять вражеской агентуре, могут создать только сведущие профессионалы.

– Почему подали рапорт о переводе из Омского отделения в армейскую контрразведку? – полковник Зыков не сводил изучающий взгляд с Ушакова.

– Хотел быть ближе к фронту, – честно ответил штабс-капитан.

– При задержаниях часто применяли оружие?

Ушаков на миг задумался.

– Не считал, господин полковник. Действовал по необходимости.

– Помните, что в нашем ремесле нужна еще и голова. Через пять минут жду вас внизу.

– Разрешите уточнить: выезжаем на операцию?

– Пока на совещание.

Дорогу до Кремля штабс-капитан Ушаков проделал в автомобиле полковника Зыкова. О методах самого главного контрразведчика тоже говорили всякое, признавая за ним некоторую оригинальность. Впрочем, результат он и его люди в целом обеспечивали, что в конечном итоге и требовалось адмиралу.

– Вас, наверное, удивило приглашение на совершенно секретную встречу? – нарушил молчание Николай Петрович, когда автомашина поравнялась с Домом московского генерал-губернатора.

– Я полагаю, вы всё объясните, если будет нужно, – сдержанно ответил Ушаков.

– Кое-что объясню прямо сейчас. Времени входить в курс дела у вас будет мало. Поэтому, думаю, полезно сразу погрузиться в оперативную обстановку.

– Слушаю вас, господин полковник.

– Мы направляемся в Министерство внутренних дел, а если точнее, в Особый отдел государственной охраны Департамента полиции. Подобные совещания проводим довольно регулярно, таково решение обоих наших министров. Интересы охраны и контрразведки, как вам уже, несомненно, довелось узнать из собственного опыта, время от времени пересекаются. Поэтому, чтобы не возникало… э-э… недоразумений, а также для повышения качества работы мы с коллегами, так сказать, сверяем часы.

– И делимся информацией?

При этих словах штабс-капитана на лице Зыкова не дрогнул ни один мускул.

– Разумеется, делимся, если необходимо.

– Простите, что перебил.

– Уместный вопрос. Так вот, – полковник бросил взгляд в окно, – ваша задача на сей раз – смотреть, слушать, запоминать. Работая по линии Всероссийского совещания, мы непременно будем взаимодействовать с охраной. Ее главнейшая обязанность, как распорядился Верховный правитель – обеспечить полную безопасность. Здесь мы соратники и союзники, и никаких мелочных трений быть не должно.

– Понял вас.

– Но, – Зыков поднял правую руку в лайковой перчатке, – сие не означает, что у отдела контрразведки нет сугубо своих дел. Где-то они берут шире, где-то мы. Понимаете?

– Так точно, мне это знакомо. Сотрудничали и соперничали.

– Да, хорошее выражение подобрали. Сотрудничество и соперничество – естественно, здоровое – в данном случае наш девиз. Кстати, «Речь» почитываете по служебной надобности или кадетской партии симпатизируете?

Ушаков чуть смутился.

– А как вы…

– Угол газеты торчал у вас между пуговиц шинели – там, в кабинете. Так что, в идеи господ Милюкова и Набокова верите?

Штабс-капитан едва заметно пожал плечами.

– Я до четырнадцатого года ни в одной партии не состоял и ныне тоже не состою. На войну пошел добровольцем, из патриотических побуждений… Россия и есть моя партия. Конечно, единая и неделимая.

– И всё-таки, к монархии или республике склоняетесь? – Зыков прищурился. – На выборах в Учредительное собрание это будет, пожалуй, ключевой вопрос.

– Отвечу вам как на духу, господин полковник. До февраля семнадцатого, наверное, голосовал бы за республику. Сегодня почти уверен, что нам еще при монархии полезно будет пожить.