Вика Беляева - Усморье

В эту мрачную деревню мы попадаем из-за сестры Антона – Ланы. Ее токсикоз и нас отравлял последствиями. Всю дорогу Ланка ворчала, ругалась, рыдала, выбегала дышать, рвала, снова рыдала и проклинал нас за то, что взяли ее с собой.

Когда туман смешался с осенними сумерками, Антон предложил съехать с трассы и просто отдохнуть от дороги под деревьями.

Она наотрез отказывается скоротать ночь в дороге. Мы второй день едем от родителей, совершенно вымотанные жарой.

Северные редкие деревни, прячущиеся в лесах, неприятно отталкивают меня от ночлега. Но Лана просто заставляет нас начать поиски гостиницы или чего – то похожего на неё.

В какой-то момент мы сворачиваем с трассы и заезжаем в очередную деревню. Людей в ней не много. Когда мы спрашиваем о гостинице – на нас смотрят, как на идиотов. Какая – то рыжая тётка говорит, что местная баба Акулина сдаёт комнаты, объясняя нам, где искать её дом.

Мы быстро доезжаем до домика на другом конце деревни. Он даже кажется уютнее и приятнее остальных домов: светлый забор, открытые голубые ставни и кусты роз пахнут миром.

Антон стучит в калитку и из дома выходит пожилая, но милая женщина в белой косынке в горошек. Лана, поглаживая свой живот, быстро договаривается о ночлеге. Бабка Акулина предлагает нам две комнаты в доме, который внутри кажется гораздо больше, чем снаружи. Мы договариваемся о том, что так же будем платить за еду и, возможно, останемся на день – другой.

Выгрузив вещи, мы решаем осмотреться в деревне, название которой, как сказала бабка, Усморье.

По дороге мы встречаем конопатого мальчишку. Антон, разговорив его, даёт ему сотню «на мороженное», и тот рассказывает, что деревне уже не один век, но из-за болезней, смертности и того, что многие жители уезжают в город, людей в ней почти не осталось. Мальчишка тоже скоро должен будет уехать из деревни с матерью, потому что с его отцом что-то случилось.

Что именно случилось он не успевает рассказать, мать резко окрикивает его, и он быстро убегает к ней.

«Странная эта какая-то деревня – злая и холодная» – говорю я ребятам. Антон улыбается, а Лана показывает мне язык. «Вот вечно ты негатив пускаешь в воздух, а воздух здесь волшебный. Мне это, кстати, очень полезно! Пожаааалуста, давайте завтра тоже здесь побродим по лесу, грибы пособираем, ведь один день ничего не поменяет! Дом хороший, комнаты классные, бабка милая!»

Я точно не хочу оставаться в Усморье. Мне здесь всё не нравится, так же, как бывает – не нравится совершенно незнакомый человек. О нём ничего не знаешь, но чувствуешь опасность или просто нежелание быть рядом.

Но я говорю, чтобы переключить разговор просто: «Посмотрим». В этот момент на небе сверкает молния, со всех сторон слетаются густые тучи, и мы ели – ели успеваем добежать до дома.

На часах уже 19.40 и наши желудки голодно бурчат. Баба Акулина накрывает нам на кухне стол. На вышитой скатерти аккуратно разложены тарелки с едой: варёная картошка, посыпанная ароматным укропом, малосольные огурцы и ещё недоспелые помидоры, пышные оладьи, большая сковородка с яичницей и салом, домашний хлеб, молоко и мёд.

Аппетитно уплетая всю эту простую, но вкусную еду мы болтаем о том, о сём. Акулина сидит рядом, достав бутыль с какой-то настойкой – разливает всем по нам по кружкам. Настой пахнет хвоей, листьями и ягодами. Бабка говорит, что это сваренный на меду и воде из какого – то ручья, особенный напиток. Забирающий недуги, хвори, усталость и улучшающий сон. Лана отказывается, но бабка говорит, что настойка на лесных травках будет ей только на пользу д ля хорошего сна.

Мы из вежливости делаем по несколько глотков.Напиток оказывается на столько вкусным, что я залпом допиваю все содержимое кружки до конца . Пока мы ужинаем за окном начинается страшный ливень, мы даже радуемся тому, что застали его не в дороге. Акулина закрывает в доме все ставни. На кухне горит лишь слабый электрический свет. От этого становится очень неуютно.

И вдруг я почему – то спрашиваю у Акулины: «А что – в вашей деревне нет церкви? Мы гуляли и не видели её». Акулина странно и, как мне кажется, зло глядит на меня, а потом отвечает: «Зачем же нам церковь, нас тут всего – то человек 50 живёт!»

Вскоре мы идём спать. Каждый из нас так вымотан за день, что почти сразу проваливается в сон.

В какой – то момент я понимаю, что не сплю, а стою в ночной рубашке посреди комнаты. Со странным ощущением я пытаюсь повернуть голову, чтобы понять, что происходит, но не могу. Я ничего не вижу – нигде не горит свет. И я стою совершенно опустошённая, не владея своим телом и понимаю, что на меня кто-то смотрит. Взглядом это назвать нельзя, потому что это больше похоже на гипнотическую игру этого нечто в моём мозгу и сознании. Как будто самые непостижимые вещи мира проникают в моё тело, так, словно само Зло питается мной в этот момент.

На меня накатывает ощущение невыносимого ужаса – я хочу кричать и бежать одновременно, но ничего не могу сделать. Повинуясь воле этого Зла я падаю на пол в странной и неудобной позе. В этот момент одна из моих рук – плетей скользит по шее, касаясь серебряного крестика, сделанного моим отцом. На мгновение ко мне возвращается воля и я встаю.

Злу это не нравится, я чувствую, как оно опять пытается полностью завладеть мной, но теперь это не выходит до конца. Мне кажется, что ему зачем-то необходимо, ковыряться в моей памяти и душе. Я пытаюсь с этим бороться – выталкивая своей энергией эту чудовищную силу из себя. Зло, похоже, слабеет, и, видимо от этого становится жёстче. Я чувствую, как оно дышит смрадом мне в лицо. Не понятно сколько длится этот мучительный бред, когда вдруг где-то громко и ясно кричит петух. Я чувствую ярость Зла, которое в этот момент сквозь стену покидает комнату. Обессиленная я падаю в самый глубокий в мире сон.

Я просыпаюсь от резкого тормошения. «Саша, Саааша, Санька, да просыпайся ты уже» – слышу я низкий голос Антона. Открываю глаза и секунду соображаю где я. Антон смотрит на меня и смеясь говорит: «Ну, наконец – то! Еле разбудил, ты видишь, что проснулась-то на полу, во сне что ли шмякнулась?! Идём завтракать, Лана с бабкой уже на кухне!»

Я по инерции встаю, одеваюсь и иду умываться на улицу. Набирая в ладони прохладную воду из рукомойника, я понимаю, что события ночи так же реальны, как мой налёт на зубах из-за отсутствие грёбаной зубной щётки и пасты. От принятия этой мысли мне становится спокойнее, потому что единственно правильным решением становиться желание как можно скорее валить из деревенской дыры! Вода стекает сквозь ладони, я наклоняюсь, чтобы набрать её снова и больно ударяюсь об алюминиевый рукомойник. С этим ударом приходит осознание того, что Антон и Лана мне не поверят, приняв мои слова за личное капризное нежелание быть в этой деревне.