Лина Вальх - Повешенный

– Я ставлю себя. Если я проиграю, то обязуюсь съездить с вами в Париж, мистер Кёниг, и поменять своё мнение о французах и французских женщинах.

Риск опьянял, а тихий, шепчущий ему на ухо голос, убеждал Уильяма, что он должен был это сделать. Эмоции бурлили внутри, а чувства зашкаливали.

Натаниэль хмыкнул, поджал губы и замер, подперев кулаком подбородок. Высокие напольные часы раздражающе тикали, приближая полночь и наступление нового дня. Натаниэль вскинул руку, так что край рукава сполз вниз, обнажая часы на запястье мужчины. Маленькие стрелочки подрагивая двигались по кругу, а Натаниэль отчего-то нахмурился: его брови сдвинулись к переносице и между ними пролегла глубокая морщинка. Тихий стук каблука донёсся до Уилла, и он посмотрел под стол, заметив, как нога Натаниэля нервно отбивает ритм громыхавших на весь бар часов. Натаниэль молчал, а затем резко посмотрел на Уильяма.

– О нет, мне такого счастья не надо, спасибо, – вежливо улыбнувшись, вскинул руки Натаниэль.

Взгляд серебристых глаз перебегал с внушительной горы в центре стола на довольное лицо Уильяма и обратно. Пальцы пропустили между собой светлые прилизанные пряди, растрепав их. Губы обнажили белоснежную улыбку. Натаниэль не был похож на сумасшедшего, но его взгляд… Его взгляд и эта улыбка твердили о совершенно обратном.

– Пасую.

Натаниэль откинулся на спинку стула и бросил карты на стол. Его слова застыли в ушах Уильяма пронзительным звоном. Пасует? С его-то картами? Грохот, с которыми его собственные карты опустились на стол, казалось, сотряс до звона обитые мягкими обоями стены бара, и искусные хрустальные люстры, и светильники. Перед глазами все плыло, и лишь острый мертвенный смех Натаниэля прорезал опустившуюся сплошной стеной в сознании Уилла тишину. Выложенные короли Натаниэля заговорщицки и одновременно предательски подмигивали Уиллу, словно насмехаясь над ним, а грустно разложенные тройки и шестёрки могли лишь траурно отсвечивать своей глянцевой поверхностью свет приглушенных светильников.

Смех Натаниэля резко прекратился, все ещё звоном отражаясь от маленьких кристаллов, украшавших собой весь интерьер, и растворяясь в мягком приглушенного цвета бордовом бархате.

– Вам сегодня невероятно повезло, мистер Белл, – Натаниэль натянуто улыбнулся, склонил голову набок и зажал зубами вытащенную из серебристого портсигара сигарету. – Причём не один раз. Впервые вижу настолько везучего человека, Уильям. Я бы вам поаплодировал, но…

Натаниэль в извиняющемся жесте развёл руками и чиркнул спичкой о шершавую поверхность коробка. Уильям нахмурился: голос Натаниэля был невероятно спокойным, но кончики пальцев ощутили неприятное покалывание, словно от маленьких собиравшихся в воздухе электрических разрядов. Люстра в центре зала задрожала, зазвенев прозрачными хрусталиками, но, кажется, никто кроме Уильяма этого не заметил. Он услышал чей-то топот, но в зале были лишь те, с кем Уильям уже здоровался этим вечером.

– Тебе практически удалось убедить меня в том, что у тебя роял-флэш, – неожиданно произнёс Натаниэль, выпустив в лицо Уильяму облачко сладковатого дыма. – Я восхищён, Уилл. Правда. – Длинные аристократические пальцы Натаниэля потянулись за перстнем, возвращая его на положенное ему место на руке хозяина, а пепел с сигареты серым снегом опал на потрескавшийся от времени паркет. – Не каждому такое под силу.

Дым был сладким, приторным. Уилл не понимал, чем он мог так восхитить Натаниэля, потому как ни один из продуманных им заранее манёвров не сработал так, как было нужно: Натаниэль предугадывал каждое действие и был на несколько шагов впереди, а Уильям поддавался ему, принимал его правила игры, хотя думал, что это он тут главный. Для Уильяма Натаниэль был открытой книгой, но ни одной строчки Уилл разобрать не мог – все сливалось, перепутывалось между собой и сгорало яркой вспышкой сигаретного кончика. Иллюзия превосходства, затмившая разум Уилла, не позволила ему заметить самое главное.

Это Натаниэль выбирал, каким будет следующий шаг Уильяма.

А не он .

– Поэтому дружеский совет, – Натаниэль глубже втянул в себя сигаретный дым, чтобы в следующее мгновение выпустить его в воздух маленькими неровными кружочками, – тебе лучше свалить отсюда, да побыстрее. Если ты, конечно, хочешь остаться в живых.

Уильям не понимал. Он нервно вздохнул, почувствовав, как его сердце учащённо забилось в груди. Уилл редко страдал головной болью, но сознание резко пронзило острыми копьями: мысли спутались, заметались, а перед глазами поплыло. Что-то липкое, тёмное стало окружать Уильяма, скользя по коже, проникая внутрь и обволакивая собой каждую клеточку его тела. Он вздрогнул: что-то тёплое упало ему на руку, – и опустил затуманенный взгляд на так и замершую над картами кисть. Жирное алое пятно медленно растянулось на коже и неровными краями начало сползать вниз, замерев на остро выпирающей косточке, чтобы в следующее мгновение сорваться вниз на тёмную поверхность стола. Уильям вздрогнул и поднёс руку к лицу, стирая побежавшую из носа дорожку. Пересохшие от напряжения губы разомкнулись и на языке ощутился мёртвый металлический вкус крови. Манжет белой рубашки покрылся розоватыми разводами, а в глазах начало двоиться, и как бы Уилл не пытался – у него не получалось отогнать от себя этот медленно наползающий туман.

Уилл тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя сонливость, но смог лишь вызвать смех Натаниэля, пристально разглядывающего его лицо.

– Тебе нужно поспать, Уильям Белл, ты неважно выглядишь, – Натаниэль небрежно вдавил ногтем сигарету в поданную ему пепельницу, а затем перегнулся через стол, приблизившись к лицу Уильяма и вглядываясь в его глаза. – Доброй ночи. Надеюсь, для тебя она пройдёт лучше, чем для остальных гостей.

За спиной Натаниэля скользнули расплывчатые тёмные фигуры, а затем яркие вспышки громкими хлопками разорвались внутри головы, проносясь дрожью и звоном по каждой мысли, каждому воспоминанию вместе со слившимися воедино криками людей. Задать вопросов Уильям не успел, потому как поверхность стола неожиданно оказалась слишком близко от его лица, а резкая тупая боль пронзила нос и затылок, а вслед за ней пришла умиротворяющая тишина. Боль отступила – её место заняла тьма, поглотившая в себя все пространство бара и лицо нового знакомого Уилла, принёсшего с собой гораздо больше вопросов и загадок, чем когда-либо стояло перед Уильямом.

Вопросов, которые не стоило задавать.

Загадок, которые не стоило разгадывать.

– Доброе утро, господин Саворетти! Как ваше самочувствие?