Лина Вальх - Повешенный

Июль, 2012

Стоя по локоть в крови раскалённой июльской ночью, Уильям Белл впервые задумался о том, как он докатился до такой жизни.

Он едва чувствовал свои ноги, выползая из операционной и позволяя медсёстрам снять с себя душный костюм. Кондиционер вырубился еще в начале операции: несколько раз надрывно прогудел, разогнался, как самолёт, и навеки замолк, оставляя операционную комнату утопать в набежавшей за день жаре. Даже сердце лениво перекатывалось в грудной клетке пациента, никак не запускаясь после нескольких сильных объятий ладони Уильяма и попыток поджарить его дефибриллятором. Упрямый скользкий орган только вырывался и протяжным писком выражал все своё недовольство. Пока Уильяму окончательно это не надоело спустя полчаса усилий.

Оставалось всего лишь двенадцать часов до долгожданных выходных.

Часы в ординаторской негромко трещали секундной стрелкой, а третья чашка кофе плескалась в пустом желудке. Сон стоял за спиной Уильяма и дышал на ухо, и заполнение карточек пациентов не пугало его. Глаза чесались от недосыпа, веки с хрустом опускались, а поднимать их для продолжения работы было сродни подвигу. Уильям Белл не спал уже восемнадцать часов, балансируя на грани нервного срыва и крепкого бессознательного сна, из которого его пришлось бы выводить ударами по лицу и обещаниями лишить премии.

Четырёхчасовой сон был лишь иллюзией отдыха, но Уилл все время твердил себе, что Наполеон спал по четыре часа, и он сможет. Разница была лишь в том, что Наполеон делал это по своей воле, а Уильям тратил драгоценные часы сна, просматривая медицинские документы, справочники и пытаясь успеть за шагающей по пять ярдов в минуту наукой. Уилл жадно хватал все новые знания, чувствуя, как его память постепенно рассыпается осколками песка. Если же он не работал, то бездумно переключал каналы, останавливаясь на жизни животных или мелодрамах для подростков.

– Доктор Белл… Доктор Белл!

Знакомый голос пробился сквозь туман сознания отбойным молотком. Стул опасно скрипнул под Уильямом, когда мужчина подскочил, раскидывая вокруг исписанные размашистым небрежным почерком листы бумаги – медсестры все время жаловались на почерк Уильяма, но ему было слишком лень над ним работать. Уилл несколько раз медленно моргнул, потёр ладонями глаза и обвёл рассеянным взглядом комнату, зажмурившись, когда свет из коридора ворвался в тёмное помещение, а в дверном проёме сияющим нимбом возникла голова медсестры Эбигейл Смит.

– Доктор Белл, пациентка в четвертой палате. Восемьдесят восемь лет. Перелом шейки бедра. Диабет и повышенное давление. Полгода назад перенесла инфаркт. Боится оставаться одна и жалуется, что в палате нет телевизора.

Слишком много информации для сонного мозга Уильяма. Возможно, диабет как-то был связан с телевизором, потому что согласно последним исследованиям малоподвижный образ жизни сильно сказывался на здоровье пациентов и приводил к… Уильям мотнул головой и нахмурился. Большего бреда он в жизни не прокручивал в своей голове, если только не считать тот случай, когда ему доказывали существование Рая и Ада и утверждали, что бог является объектом изучения квантовой физики.

Пейджер несколько раз пискнул. Уилл зевнул и бросил взгляд на наручные часы.

– Что ж, – тяжелый вздох и еще один зевок, – у нас бывали и более тяжёлые пациенты.

– Думаете, справитесь?

– Я в этом уверен.

Собрать разлетевшиеся листы бумаги оказалось намного проще, чем себя.

Уилл не был уверен: это мир вокруг него качается или просто нужно было найти хорошую опору и перестать чувствовать себя флагом в ветреный день. Ноги с силой топали по полу, и каждый толчок отдавался в голове. Уильям сквозь силу держал глаза открытыми, тёр их и широко зевал, надеясь, что никто не обратит на него слишком пристального внимания. Казалось, опусти он сейчас хоть на секунду веки, и мир тут же погрузится во тьму, выбраться из которой не будет никакой возможности.

Глаза слезились от яркого света. Коридор был бесконечно длинным и шумным, а хлопающие двери порывами ветра хлестали Уилла по щекам, приводя в чувство.

Около нужной палаты медсестра остановилась, вручила Уильяму карту пациентки и, смахнув с плеч невидимые пылинки, втолкнула Уильяма внутрь.

– Добрый день, мисс…

– Уилли! Ты пришёл за мной?

Уилл оторопел, несколько раз моргнул и посчитал, что ему сейчас просто послышалось. Стоять посреди кабинета и смотреть на пациентку преклонного возраста было верхом неприличия, и Уилл поспешил подойти к ней, вытащив из нагрудного кармана ручку и пробежав взглядом по заполненным полям в анкете женщины.

– А у вас острое зрение, мисс… – Уилл прищурился, разбирая почерк медсестры и серые картриджные буквы, – Донован. Меня зовут доктор Уильям Белл. Я ваш лечащий врач. Давайте проверим теперь ваше самочувствие, и вы ответите мне на несколько вопросов. Что с вами произошло?

– Я… – женщина опустила растерянный взгляд на сложенные перед собой руки и невнятно пробормотала: – я шла на кухню. Хотела спуститься по лестнице и оступилась. – Мисс Донован выглядела, к удивлению Уилла, несколько пристыженно, и, если бы Уилл не был слишком сонным, он бы непременно счёл, что ее щеки покраснели от румянца, а не от проблем с сердцем. Она помолчала еще некоторое время, а затем довольно громко воскликнула: – Ты должен знать, какая в нашем доме крутая лестница, Уилли. Ты ведь сам все время оступался на последней ступеньке! Потому что у неё край сбит!

Кончики пальцев пронзили маленькие острые иголочки.

– Миссис Донован, в нашем городе полно лестниц, на которых каждый день оступаются люди. К тому же в старых домах. – Уилл старательно сделал вид, что что-то вспоминает. – У моей бабушки был один из таких. Так что мне очень хорошо известно, как это бывает.

Врать пациентам Уильям не любил, а врать милым старушка было «верхом грехопадения», как любил повторять ему школьный учитель. К тому же голос миссис Донован обволакивал, он был тихим и вкрадчивым. Женщина говорила практически шёпотом и словно бы сама не верила в то, что произносит. Она смотрела на свои руки, сжимая в них платок, а затем перевела взгляд на Уильяма. Такой знакомый взгляд, в котором читалась немая мольба быть услышанной, как у…

Уилл тряхнул головой и принялся рассматривать рентген на экране. Закрытый перелом, почти незаметный для человеческого глаза.

Такой же, как в душе Уильяма Белла.

– Уилли, ты меня не узнаёшь? Я твоя сестра. Мэри. Ты… Ты вёл меня к алтарю. В сорок четвёртом. Ты разве забыл?

– Вы меня с кем-то путаете, миссис Донован, – недобро усмехнувшись, отозвался Уильям, неуверенный над кем он больше усмехается: над собой или ситуацией, в которой оказался. – Поверьте, я вам гожусь во внуки, мэм.