Жаклин Баблиц - Прежде чем ты узнаешь мое имя

Наблюдая, как такси уносится прочь, Руби борется с желанием помахать водителю и попросить отвезти ее обратно в аэропорт. Вместо этого, когда желтое авто исчезает из виду, она с трудом поднимает свои чемоданы по бетонным ступенькам, ведущим к ее новому дому, и нажимает локтем на кнопку с надписью «Нажмите здесь». Она слышит эхо звонка и, вся дрожа, ждет, когда перед ней откроется дверь.

Моя открывается со стуком.

Когда Руби Джонс доставили к ее новой входной двери, я следила за синей точкой на экране своего телефона, которая привела меня к самому краю Центрального парка, а затем велела обогнуть его. Река Гудзон все еще оставалась слева от меня, а магазины на первых этажах вскоре сменились квартирами. На обочине начали появляться мешки с бытовым мусором. Ряды тонких голых деревьев начали вырастать прямо из тротуара. Железные заборы высотой по колено превращали каждое из них в крошечный огороженный садик, и каким-то странным образом я поняла, что добралась до улиц, где жили люди. Здесь, в Верхнем Вест-Сайде, бешеный темп Мидтауна казался далеким, ночное небо давило на плечи, а жилые улицы были почти пусты. Однако я не волновалась, присутствие людей на близлежащих улицах, происходящую вокруг меня жизнь все еще можно было почувствовать. Я чувствовала себя на удивление спокойно, приближаясь к многоквартирному дому Ноя – но впечатление испортил мужчина, курящий в дверном проеме. Он свистнул мне вслед, и я подскочила от неожиданности.

В остальном все было чудесно, но мое сердце все же пропустило пару ударов, когда я наконец добралась до нужной двери и постучала. Тут храбрость меня покинула. Меня впустили и провели по узкой лестнице, и, постепенно покрываясь испариной и прижимая «лейку» крепче к себе, я пошла мимо рядов закрытых дверей, пока не нашла нужную мне.

Собственная кровать, общая ванная комната. 300 долларов в неделю – все включено…

Да, я заплачу наличными…

Нет, у меня нет аллергии на собак…

Вот полный адрес, если поедешь на поезде, ближайшая остановка – 96-я улица и Бродвей…

Я поеду на автобусе, буду на месте к 9…

Как пожелаешь.

Как пожелаешь. Странный способ закончить беседу, подумала я тогда. Но все же оценила оперативность этого Ноя. Сделка была заключена за несколько сообщений, без каких-либо дополнительных вопросов. Никаких ненужных любезностей или болтовни. Теперь, когда мой стук эхом отдается от дерева, тонкий лист которого нас разделяет, я осознаю, что даже не знаю, как звучит его голос. Дверь в квартиру Ноя со скрипом открывается, и я вижу сначала один голубой глаз, а затем козырек темно-синей кепки. Начищенный черный ботинок. А потом что-то холодное и мокрое касается моей руки. Прежде чем я успеваю отступить, большая коричневая собака протискивается в полуоткрытую дверь и бросается на меня.

– Франклин!

Во вспышках лап и шоколадного меха появляется дергающий собаку за ошейник Ной. Мы втроем, спотыкаясь, вваливаемся в дверь, и у меня вырывается такой смешок, о существовании которого я никогда и не подозревала. Этот смех, как прохладная вода в жаркий день, оказывает мгновенное действие: любое напряжение, которое я чувствовала, ослабевает, как ремень моей сумки, которой я позволяю упасть на пол. На секунду Ной и собака исчезают, а я остаюсь одна, в самой красивой комнате, которую когда-либо видела. Под моими ногами поблескивает полированное дерево, а высокие широкие окна над сиденьями с толстыми подушками уступают место увешанным книжными полками стенам и кушеткам, достаточно большим, чтобы на них можно было лечь. Я вижу разбросанные по полу маленькие яркие игрушки – кости, резиновые цыплята и теннисные мячи, а потом у меня отвисает челюсть, потому что на другом конце комнаты я замечаю блестящее черное пианино. Над пианино – огромная сверкающая люстра, подобной которой я никогда-никогда не видела в реальной жизни. Каждый кусочек свисающего хрусталя, такой нежный, такой совершенной формы, что я сразу же думаю о каплях дождя. Или слезах.

Странная мысль приходит мне в голову, опускается на плечо, как перышко. Сколько горя видела эта комната?

Только теперь я осознаю, что Ной все еще держит собаку за ошейник, и они оба наблюдают за мной. Я знаю, что выдала себя, широко открыв глаза и рот, как рыба, выброшенная на берег. С таким же успехом я могла бы просто вытащить шестьсот долларов из своей сумочки, и признаться, что это все, что у меня есть. Конечно, я ничего из этого не сделала – это просто невозможно для человека, привыкшего к хорошей жизни. Даже Франклин, кажется, это понимал. Вместо этого я обернулась, чтобы посмотреть, по-настоящему посмотреть на человека, который здесь живет, владельца пианино, люстры, книг и собаки. Он пристально смотрит на меня в ответ, левый уголок его рта приподнимается в полуулыбке. Теперь я вижу, что он стар. Он уже дедушка, лет шестидесяти пяти или семидесяти, а еще он ниже меня ростом. На нем один из тех модных свитеров-поло, из-под которых виден аккуратный воротничок рубашки. Похоже, под кепкой «Янкис» [7] «Нью-Йорк Янкис» – профессиональный бейсбольный клуб, базирующийся в Бронксе, одном из пяти районов города Нью-Йорка. у Ноя совсем не осталось волос. Растущие пучками брови, бледно-голубые глаза, уже упомянутая полуулыбка и сухая ладонь с длинными, тонкими пальцами, которую он протягивает мне.

– Добрый вечер, – говорит он, – Алиса Ли. Очень приятно с вами познакомиться. Франклин, – Ной указывает на большую коричневую собаку, которая тянется ко мне, – очевидно, того же мнения.

Позже, оглядываясь назад и вспоминая все то, что дюйм за дюймом направляло меня к реке, я пойму, что это было незаметным началом конца: пожатие мягкой, теплой руки старика, экскурсия по его квартире с большой коричневой собакой, бегущей впереди. Свежие полотенца на комоде в спальне и шкаф с пустыми вешалками.

– Если вы захотите развесить свои вещи.

Предложение выпить чашку кофе, на которое я отвечаю «Да, пожалуйста».

Покачивание головы со словами «Нет, не беспокойтесь об этом сейчас», когда я предлагаю заплатить за мое недельное пребывание.

– Для этого у нас еще будет время, Алиса, – бросает Ной через плечо и уходит готовить мне кофе. Я тяжело опускаюсь на край своей новой кровати, Франклин у моих ног. Семь ночей и минус половина денег, что у меня имеются. И все же тот же самый смех, который ощущается как прохладная вода в жаркий день, снова рвется из моей груди.

– С тобой все будет в порядке, Алиса Ли, – говорю я вслух полотенцам, вешалкам и собаке шоколадного цвета. В тот момент мне было так приятно в это верить.

У Руби Джонс все было не так гладко.

Для начала, ее тело никак не может совладать со временем. Она пробыла в Нью-Йорке несколько часов, но чувствует себя настолько дезориентированной, что ей кажется, будто она провела тут дни – или, наоборот, считаные минуты. Когда она открыла дверь в свою квартиру-студию, ей ничего так не хотелось, как забраться прямо под одеяло широкой низкой кровати, стоявшей всего в шаге от дверного косяка. Но было еще слишком рано, так что она надела теплое пальто и отважилась пройти один квартал до Бродвея, в надежде размять ноющие ноги. Измученная столь длительным путешествием, Руби изо всех сил пытается смотреть на бесконечные строительные леса, магазины и трещины на тротуарах, а также на идущих слишком быстро и говорящих слишком громко людей как на что-то захватывающее, а не как на реквизит или массовку на съемочной площадке. Оказавшись где-то между реальностью и бредом, она, потерянная и замерзшая, бродит взад и вперед по улице, пока не покупает кусок пиццы с сыром за 1,27 доллара и бутылку «Серого Гуся» [8] Серый Гусь (Grey Goose) – бренд французской водки премиум класса. Изначально создана Сиднеем Френком, затем в 2004 году бренд купила компания Bacardi. Мэтром брожения для водки «Серый Гусь» стал Франсуа Тибо, который, работая во французском городе Коньяк, разработал оригинальный рецепт производства этой водки. за 59 долларов, чтобы отметить приезд. Забрав первый нью-йоркский ужин в свою комнату, Руби сидит, скрестив ноги, посреди низкой кровати, слизывая жир с пальцев и попивая водку прямо из бутылки.