Мила Валейнис - Любить нельзя убить

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В коллаже на обложке использованы фотографии:

© NikolaVukojevic, AndreaAstes / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Всю дорогу ехали молча. Напряжение ссоры, повисшее в салоне их Вольво, можно было резать ножом.

Накануне они повздорили. Чепуха какая-то, Марина даже не помнила, почему. Но послевкусие обидных слов, брошенных мужем, отравляло и без того скверное настроение, усугубляемое отвратительной погодой. Конец декабря – ни тебе снега, ни тебе мороза – под ногами лужи и чавкающая слякоть, а над головой… – лучше не смотреть. Солнце, похоже, совсем забыло, что на Земле есть Москва и одноименная область.

Роман был расстроен и подавлен. Несмотря на его настойчивые просьбы улететь на длинные новогодние праздники в тепло, в Италию или Грецию, погулять вдоль моря и подышать йодистым воздухом, жена упорно настояла на своем: «Снимем дом с камином и сауной, заедем на месяц; свежий воздух – он и под Москвой свежий воздух. Новый год нужно встречать в заснеженном доме, с натуральной елкой и шумной компанией!»

– Чертовы стереотипы! – негодовал Роман.

Хозяйка сдаваемого в аренду дома, назвавшаяся Ланой, назначила встречу на двенадцать. Они подъехали к воротам на десять минут раньше.

И тут Роме позвонили. Это была пациентка, на днях он ее прооперировал: имплантация молочных желёз и ягодиц. Тетка пафосная – глава городской администрации из Мурманской области. На уговоры восстановиться в московской клинике не пошла, подписала, черт побери, добровольное согласие и свалила в компрессионном белье решать неотложные вопросы коммунального хозяйства подведомственных вечномерзлых территорий.

Божилась, что в случае осложнений беспокоить и не подумает. И вот те на: температура под сорок, лейкоцитоз, – похоже, сепсис…

– Надо лететь.

– Что??!!?

– Ну, либо садиться! В случае летального.

На Марину, в ужасе захлопавшую глазами, Роман рявкнул: «К Новому году вернусь!»

– В смысле?

– К 31-му. Декабря. Все, я в Домодедово.

И уехал. Едва сумку успела выхватить из машины.

Судорожно соображая, как теперь быть, Марина медленно шла к воротам. Позвонила. Ворота вздрогнули и медленно поползли в разные стороны, открывая ухоженную территорию. Там, окруженный мохнатыми ожерельями елей, по-русалочьи струящимися ветвями берез и увешанными рубинами рябинами, стоял двухэтажный дом красного кирпича с великолепной кованой лестницей и застекленным крыльцом.

У гаража – огромный черный мерседес, а рядом – невысокая полная блондинка в серой норковой шубке.

Почти прозрачные голубые глаза под вопросительно поднятыми запятыми-бровками. Голова ее была слегка опущена, и оттого выражение лица получалось одновременно виноватым и обвиняющим. «Простите-извините-великодушно-пожалуйста, но я что-то такое про вас знаю, дорогие мои… Никому не скажу, разумеется. Но вы имейте это в виду. Ок?» – читалось в этом взгляде.

Маринина подруга Ольга называла таких барышень «мамзель» или «сука в ботах». Вспомнив про «боты», Марина прыснула, поспешно сделав вид, что чихнула.

Лаконично объяснив, почему мужу пришлось срочно покинуть «поле боя», Марина последовала за голубоглазой хозяйкой, оказавшейся не на шутку велеречивой.

За тридцать метров пути, отделявших их от входа в дом, словоохотливая Лана успела рассказать о себе, своих родителях и таджиках, обеспечивающих содержание дома. Марина узнала, что имеется бизнес (что-то такое конфетно-бараночно-хлебопекарное), сын – обожаемый балбес-старшеклассник и дед этого балбеса, ее отец, сделавший солидную карьеру в советское время, а ныне пост-инсультно угасающий в дорогом подмосковном доме престарелых…

– И, наверное, любящий муж?.. – уверенная в положительном ответе спросила Марина.

– Мужа нет, – спокойно ответила Лана. – Он погиб. Бизнес, видите ли… Конкуренция.

– Простите…

– Ничего страшного. Давно это было, я и в паломничество съездила, и в монастыре пожила. Раны затянулись. Давайте я Вам дом покажу.

Дом был хорош. Все ладно, все кстати, что называется «просто и не без изыску». Остекленная прихожая, огромный холл, белая гостиная с камином, кухня-столовая в прованском стиле, из которой прозрачная дверь открывалась в «зимний сад», уставленный горшками с огромными пальмами, фикусами, каллатеями и прочими тропическими прелестями, за капельку удобрений и щедрый полив дарящими все буйство зелени своей исторической родины бледнолицым аборигенам средней России.

В меру массивная дубовая лестница с точёными балясинами а-ля рюс вела на второй этаж. Три спальни, ванная с джакузи, детская комната с двухъярусной кроватью. Окно смотрит на садовую часть, а там аккуратно побелённые деревья с оставшимися на ветках ярко-красными яблоками. Минусовых температур до сих пор не было, и плоды выглядели обманчиво аппетитно.

«Потом соберу на пирог», – машинально подумала Марина, обратив внимание на то, чего из окон первого этажа не заметила: участок был не совершенно квадратным – напротив окна детской забором был выгорожен деревянный, зловещего вида двухэтажный дом со слепыми окошками, закрытыми изнутри то ли обоями, то ли клеенкой… Зеленая краска местами совсем отстала, обнажив белесые проплешины. Металлический гофрированный забор подходил к дому вплотную, как фольга к плитке шоколада.

Было очевидно, что эта развалюха страшно раздражала владельца усадьбы и представлялась неким неизбежным злом, этаким pin in the ass [1] Заноза в заднице . Иногда Марине, переводчице со стажем, английские выражения приходили в голову быстрее, чем русские. Муж раздражался и ругался профдеформацией.

А Лана все продолжала. Своим ровным, монотонным голосом она уже поведала о том, что мрачный дом принадлежит каким-то родственникам мужа, без согласия которых с участком сделать ничего нельзя – ни продать, ни подарить… Родственники много лет не появляются, найти их не представляется возможным.

Марина рассеянно слушала. Ее больше занимало то, что повсюду толстым слоем лежала пыль, и она уже вовсю соображала, как и когда она будет решать эту, на ее взгляд, самую насущную задачу.

– Ну, что ж, дорогая Лана. Мне все понравилось, дня через два вернется муж, и мы привезем вещи. Тогда и оплату за первый месяц внесем, договорились?

Голубоглазая Лана резко поменялась в лице. «Надо же! Ни один мускул не дрогнул, а выражение изменилось на противоположное!» – мелькнуло у Марины.

Кроткая и смиренная безмятежность будто мгновенно и без следа впиталась, как дорогой крем, в увядшую кожу щек и век, сделав взгляд жестким, холодным и равнодушным. Голос при этом остался тихим и ровным: «Мы договаривались о начале срока аренды с сегодняшнего дня, если вас все устроит. Вас все устроило. Оплата, желательно, наличными». Затем она невозмутимо достала из кармана редкозубую расческу какого-то нагло-оранжевого цвета и несколько раз с нажимом провела по волосам.