Патриция Корнуэлл - Все, что остается

— Это о чем-то уже говорит. Убийства продолжаются уже два с половиной года, а ты знаешь меньше меня.

Тут я вспомнила слова Марино: «Кто-то прикрывает свою задницу». Страх все больше овладевал мною, когда я думала о Пэт Харви и предстоящих слушаниях в Конгрессе.

— Пэт Харви — очень знаменитая личность в Вашингтоне.

— Мне это известно.

— Я могу тебе сказать гораздо больше того, что ты можешь почерпнуть из газет, Кей. В Вашингтоне высокого гостя на выборах приглашают на вечер, подчеркивая тем самым его значимость. А может быть, и того больше. При составлении списка самых знаменитых гостей миссис Харви всегда занимает почетное место «первой леди». Ходят слухи, что на следующих президентских выборах Пэт Харви успешно завершит дело, начатое Джеральдино Фераро.

— Ты полагаешь, она может занять кресло вице-президента? — с сомнением в голосе спросила я.

— Это только слухи. Я очень скептически отношусь к ним, но думаю, что, если нам предстоят выборы нового президента от республиканской партии, миссис Харви имеет все шансы на то, чтобы занять место среди членов кабинета и стать министром юстиции, при условии, конечно, что она сумеет сохранить самообладание.

— Это будет не так-то легко, учитывая свалившееся на ее голову несчастье.

— Проблемы личного характера определенно могут разрушить ее карьеру, — согласилась Эбби.

— Конечно, могут, если все время думать о своем несчастье. Но, взяв себя в руки и стараясь как-то пережить свое горе, можно еще крепче закалиться и стать еще более полезной людям.

— Знаю, — ответила она, глядя на наполненный вином бокал. — Я, например, никогда бы не уехала из Ричмонда, если бы не случившееся с Хенной несчастье.

Незадолго до того, как я заняла место главного медицинского эксперта в Ричмонде, была убита сестра Эбби, Хенна. Это происшествие нас сблизило, и мы стали подругами. А через несколько месяцев Эбби получила назначение в редакцию газеты «Пост».

— Мне по-прежнему нелегко возвращаться в Ричмонд, — сказала Эбби. — По правде, я здесь впервые с того времени, как покинула этот город. Утром, проезжая мимо дома, в котором я жила, я еле удержалась, чтобы не постучаться в дверь и попросить теперешних жителей впустить меня в дом. Не знаю, почему, но мне очень хотелось подняться наверх в комнату Хенны, чтобы стереть из памяти ту ужасную ночь и вспомнить что-нибудь хорошее. Мне казалось, что дом был пуст; а может быть, кто-то и находился в нем. Но было выше моих сил заставить себя постучать туда.

— Когда это действительно понадобится, ты переломишь себя, — ответила я, и мне очень хотелось рассказать Эбби о том, как я вчера весь вечер возилась во дворике. Раньше мне трудно было даже сделать шаг в ту сторону. Но это могло стать ничтожной частностью, да и, ко всему прочему, Эбби ничего не знала о наших отношениях с Марком.

— Сегодня утром я разговаривала с отцом Фреда Чини, — поделилась Эбби. — После этого я встречалась с членами семьи Харви.

— А когда выйдет твоя статья?

— Думаю, не раньше выходных. Мне предстоит проделать немало работы, написать краткий библиографический очерк о Деборе и Фреде и еще какие-нибудь детали, которые, возможно, мне удастся откопать во время моего расследования, особенно в связи с пропавшими ранее четырьмя другими парами.

— А что ты можешь сказать о семье Харви, исходя из той вашей утренней встречи?

— Я даже толком не поговорила с Бобом. До моего приезда он успел покинуть дом со своими двумя сыновьями. Боб не очень жалует репортеров. И, кроме того, я полагаю, что статус «мужа Пэт Харви» накладывает на него определенный отпечаток, поэтому он никогда не дает интервью газетам.

Отодвинув в сторону откусанный лишь наполовину кусок мяса, Эбби потянулась за сигаретой. Курила она еще больше прежнего.

— Я очень обеспокоена состоянием Пэт. Мне кажется, что за одну только прошедшую неделю она постарела лет на десять. И это не странно. Л абсолютно убеждена в том, что у нее есть какая-то информация и что она обладает собственной версией по поводу случившегося с ее дочерью несчастья. И именно это предположение подогревает мое любопытство. Мне очень интересно знать, не запугивали ли ее по телефону или не посылали ли ей писем с угрозами. Но она отказывается давать интервью кому-либо, даже полиции.

— Не понимаю, почему она ведет себя так неблагоразумно.

— А я понимаю, — ответила Эбби. — Мне кажется, что, пока остается хоть малейшая надежда вернуть Дебору домой целой и невредимой, Пэт Харви самому Господу Богу не расскажет свои секреты.

Поднявшись, я начала убирать со стола.

— Знаешь, свари мне, пожалуй, немного кофе, — попросила Эбби, — а то я усну за рулем.

— Когда ты хочешь уехать? — спросила я, загружая тарелки в посудомоечную машину.

— Скоро. До того, как я отправлюсь обратно в Вашингтон, мне предстоит побывать еще в двух местах.

Наполнив водой кофеварку, я вопросительно взглянула на нее.

— Хочу поехать в местечко «Семь-одиннадцать», где останавливались Фред и Дебора по дороге из Ричмонда, — ответила Эбби.

— Откуда тебе это известно? — прервала я ее объяснения.

— Я разузнала это у водителя грузовика, который слонялся вокруг зоны отдыха в ожидании команды, когда будет можно отбуксировать джип. Он подслушал разговор полицейских о найденной в портфеле квитанции. Я прошла огонь и воду, чтобы узнать, где находится это местечко под названием «Семь-одиннадцать» и имя продавщицы, дежурившей в тот роковой вечер. Некая Элен Джордан работала с четырех дня до двенадцати часов ночи, с понедельника до пятницы.

Я восхищалась Эбби, подумав о том, что она недаром завоевала большое количество наград за свои исследовательские репортажи.

— Что ты надеешься услышать от этой дежурной?

— Такое опасное предприятие, как это, напоминает мне поиски клада старых мастеров. Я не буду знать ни ответов, ни даже вопросов до тех пор, пока не начну расспрашивать.

— Мне кажется, тебе не стоит слоняться по вечерам, Эбби.

— Если хочешь, можешь снабдить меня дробовиком и отправиться вместе со мной, — пошутила она.

— Не думаю, что это будет хорошей затеей.

— Кто знает, может быть, ты верно рассуждаешь. Как бы там ни было, но я решила поехать с ней вместе.

Ярко светящаяся разноцветными огнями вывеска «Семь-одиннадцать» была видна уже за полмили. Таинственная, красно-зеленая, она сама по себе ни о чем не говорила. Мне показалось, что я вдруг отчетливо услышала избитую папину фразу: «И ради этого твой дед покинул Верону?»

Это было его любимым выражением, когда он, читая утреннюю газету, кивал головой в знак неодобрения. В первый раз он произнес ее, когда какой-то тип с восточным акцентом обслужил нас кое-как, подчеркнув то, что мы вовсе «не были истинными американцами». Отец повторял эту фразу каждый раз, когда читал о вызовах присяжных заседателей для участия в судебном заседании по разбирательству чьих-то недобросовестных поступков, употребления наркотиков или разводов. Когда я была еще ребенком, отец держал небольшую бакалейную лавку, и каждый раз, обедая вечером в кругу семьи, он рассказывал о своих делах, одновременно расспрашивая нас о наших успехах. Он прожил совсем мало и умер, когда мне исполнилось лишь двенадцать лет. Но я была абсолютно уверена в том, что, будь он жив, он не одобрил бы существования дежурных магазинов. Он бы сказал, что ночи, воскресенья и праздники даны людям вовсе не для того, чтобы стоять за прилавком или, закусывая буррито, мчаться куда-то в машине. В такое время нужно быть дома, с семьей.