Кейси Доуз - Замочная скважина: Наследие

– Что?

Чувствую себя рыбкой Дори.

Вроде бы мне все объясняют, но я не перестаю пребывать в прострации.

Совершенно не понимаю, что вокруг происходит.

– Ты сжег дом? Зачем? Почему нас считают погибшими?

Если мы здесь.

Неужели не очевидно, что там на два тела меньше?

– Если бы «наших» тел не досчитались, то первым бы делом начались наши поиски.

– И что?

– Джи, милая, ты умная девочка, но сейчас невероятно тупишь – он натужно улыбается, хотя я вижу, насколько он напряжен.

Видимо, что-то идет не так.

И не только со мной.

– Послушай, солнышко – смотрит мне в глаза – твой брат и остальные погибли. Ты в этот момент была дома. Даже если бы они не установили насильственную смерть, тебя бы затаскали. Рано или поздно за что-нибудь припрягли. И тогда мне пришлось бы убить гораздо больше людей. Зачем эта морока? И тебе стресс. Если инициировать поджог, то погибших автоматически оставляют в покое, что логично, раз они мертвецы. Если бы было на два тела меньше – кинулись бы искать всех, кто мог там находиться, еще до идентификации. Если бы поджога не было – им бы даже не пришлось искать всех. Повязали бы сразу нас. Если бы в ходе пожара «все сгорели дотла», то не в состоянии посчитать по пеплу количество погибших, они бы опять начали искать всех, кто мог быть в доме. Поджог с мнимыми трупами – лучший предлог.

– Но.. откуда там взялось на 2 трупа больше?

Папа вздыхает, понимая, что мне не понравится, что он скажет:

– Так скажем.. я нашел парочку.. добровольцев.

– Господи – подскакиваю – ты убил двоих, только чтобы прикрыться на пару дней?

– Джи, умоляю – закатывает глаза – сейчас не время, милая. Обязательно обсудим это, но по пути отсюда.

И не дав мне возразить, добавляет:

– Сейчас мы с тобой числимся погибшими. Джека и Джейзи Райтсон нет в живых. Поэтому нам сейчас делают поддельные документы. Первые – позволят нам вылететь из США под предложным именем, после чего уходят концами в воду, на тот счет, если наш вылет потом по ним все же как-то вычислят. Вторые – на дочь и отца из Германии, с видом на жительство любой страны, которую сегодня выберем. И на которых обратят внимание в последнюю очередь, когда выяснится, что те два трупа не принадлежат Джеку и Джейзи Райтсонам.

– Нас все равно найдут.. – сокрушаюсь – все равно найдут. Подадут в розыск.

– В рамках страны – невозмутимо соглашается он – это не политическое преступление и не террористический акт. А убийств и насилия в каждой стране хватает. Они не имеют право без весомых аргументов объявлять нас в международный розыск. Нас будут искать на территории Америки и, максимум, пробьют наши имена в аэропортах. Поверь, дело совсем не громкое. Удивлюсь, если они в принципе начнут копать. Я склонен считать, что мой подлог с документами – просто предосторожность. На тот случай, если они проявят больше бдительности из-за моей нечистой репутации.

Чувствую себя каким-то преступником в бегах.

Хотя, наверное, мы теперь и есть преступники в бегах.

Неужели меня правда могли посадить? Да, я убила родных.. но я не специально. И я.. не делала это руками. Ни ножей, ничего. Или папа прав и то, что я единственная из находящихся тогда в доме выжила, но не знаю, как все произошло – навело бы их на определенные подозрения?

Я склонна ему верить.

Как бы это не было банально – но опыта у папы точно побольше.

На пару тройку столетий.

– А то, что ты поджог дом.. – бормочу – они разве не найдут бутылку с твоими отпечатками, как коктейль Молотова, или канистру, или чем ты там поджигал..

Папа усмехается:

– Поджигал я руками, но отпечатков не оставил – он располагает одну ладонь над другой, оставляя немного места; выглядит так, будто он держит двумя руками какой-то невидимый шар – это и проще, и надежнее.

И тут между его руками резко возникает огонь.

Словно прямо из ладоней.

Я вздрагиваю от неожиданности.

В следующую секунду он убирает одну руку, а пламя начинает подчиняться малейшему движению второй.

Наконец, он небрежным движением сжимает ладонь и огонь пропадает.

Я сижу с открытым ртом.

Самый неуместный вопрос, но кажется, папу он наоборот радует:

– Я тоже так могу?

– Пока нет – щелкает меня по носу – но, поверь мне, сможешь и даже больше. Немного позже.

– А почему.. ты сделал это так?

– Говорю же – проще – жмет плечами – мне надо было, чтобы дом и трупы сгорели настолько, что нельзя опознать сразу. Но чтобы не в труху – копы должны были найти семь трупов и прийти к первоначальной версии, что горела вся семья. Обычным пламенем нужную кондицию угадать невозможно. Горит неравномерно и неравнозначно во всех местах дома. Здесь же – с лукавой улыбкой шевелит пальцами, словно опытный фокусник – я контролирую все сам. И ждать не надо – одно движение, и дом

(..он в этом уверен, хотя соседи и говорят, что вспыхнул весь дом буквально за секунду. только что не было – и уже марево. папа злится – он говорит, что это невозможно. даже при поджоге. пламя должно успеть разгореться..)

вспыхнул там и настолько, насколько мне нужно было.

На моих глазах опять проступают слезы, едва стоит подумать о том, какая участь постигла сначала мою семью, а после даже их трупы.

Я уже начинаю ненавидеть себя за эту слабость.

Вначале я себя жалела.

Потом жалела семью.

Был даже день, когда я жалела папу и все, через что ему пришлось пройти в одного.

Но вскоре меня начало раздражать, что я постоянно рыдаю и не могу этого контролировать, когда папа уже решает какие-то проблемы вовсю.

Это просто слабость.

Ничтожность.

Я и как человек не удалась, и как гибрид – полный провал.

– Все нормально – заверяет меня отец – не переживай. Считай, что мы их кремировали. Это же современно, да? Экология, все дела.

Решаю, что он издевается – пока не поднимаю на него глаза.

Нет, совершенно серьезно.

Ну да. Иммунитет бессмертием.

Сейчас я бы от него не отказалась, раз уж альтернативы нет.

Чувства, когда впереди целая вечность потерь и смертей – это настоящая мука. Я потеряла двоих (мама и Нейт) – и уже выть охота.

Жаль, что я не могу умереть.

Иначе бы давно спрыгнула с моста.

Отчасти я даже завидую бесчувствию папы.

По крайней мере, это не больно.

– Как скоро ты перестал чувствовать? – спрашиваю, растирая слезы по щекам.

Он внимательно смотрит на меня, беззаботность сходит с его лица, после чего серьезно отвечает: