Михаил Шрай - Не ставший героем

Если ехать в Таврославль по этой дороге, то можно заметить по пути съезды. Какой-то ведёт в деревню Чуреньково, где-то разворачивается бедный посёлок, за каким-то цветёт садовое товарищество, точно такое же как Колокольцы. Ветхое, чистое, дружелюбное. За четвёртым поворотом Костя останавливает машину.

На нём свободный спортивный костюм. Но костюм только видимость. Пробежав двести метров до соседнего ему съезда по правой стороне дороги, Костя привычным движением садится в синюю ладу, хлопает дверью и переодевается в футболку и джинсы. На заднем сиденье пакет. Теперь в нём полежит взмокший спортивный костюм, пока водитель не решит переодеться обратно. В блокноте Костя помечает «4 лв». С этим уже можно ехать. Мотор заводится, и машина выезжает на трассу к городу.

Лада проплывает невидимым синим пятном через улицы и дороги. Не та машина, на которой захочется задерживать взгляд. Не богатая, не редкая, не особенная. Такая же, как сотни других. Она дожидается своего хозяина возле булочной, и с круассаном и кофе в стаканчике они отправляются в парк. Костя не был так празден, как хотел выглядеть. Иначе бы он не объехал территорию полным кругом, прежде чем выбрать остановку под спадающими ветками многолетней берёзы.

– Давай с нами тоже! Втроём! – перед его машиной панорамным спектаклем затеяли фотосессию подростки-школьники. Девочка и два мальчика. Первая держала камеру.

– Да нет, давай я вас пофоткаю!

Девушка стояла в высоких ботинках на толстой подошве, хотя было лето. Её друзья тоже выглядели странно. На парне, что позировал для снимков, вульгарно выпячивая грудь вперёд, была длинная клетчатая рубашка, которая прикрывала его футболку с рисунком. Чёрные волосы отдельными прядями выбивались из-под чёрной шапки. Шапки. Похожей на зимнюю, или зимней точно.

– Ты сделаешь мне потом синие волосы, да? – попросил парень подругу.

– Да сделаю, Коль! Встань, как будто уходишь. Сейчас пойдёшь. Со спины давай.

Костя отставил стаканчик, потянулся за бардачком. В нём лежал блокнот, а в нём возникшая естественным образом от частого разминания закладка. «Коля. Любит дорогие подарки. Любит всё необычное» – последнее слово зачёркнуто – «эпатажное» – написано в этом блокноте. Ручку парень нашёл в том же бардачке, где лежали ещё документы, купюра, жвачка и фонарик. Свежими чернилами он написал – «хочет покрасить волосы в синий». На смежном листе уже давно впитались в бумагу заметки «Паша друг?», «подражает» и надпись «Нина, использует».

– Ты сожми нитку в кулак, чтобы в глаза бросалось!

Внимание Кости снова переместилось на подростков. Парень стоял, сжав подвеску. Это были три пули. На длинной верёвочке, висящей до середины груди, они блестели как настоящие.

– Супер! Ты вылитая Хлои! – фотограф восторгалась своими кадрами.

– Красиво выглядишь… – оставаясь в пределах своей машины, Костя мог говорить, что угодно в адрес кого угодно. Весь мир – его сцена, – Впрочем, ты всегда красиво выглядишь. Наверное, потому что ты красивый.

Больше блокнот не получал царапин кончиком ручки, и его местом оставалось соседнее сиденье возле непримечательного безвредного парня с круассаном и стаканчиком кофе за рулём. Аромат капучино заполнил весь салон, да и пусть, что окно было открыто. Когда напиток закончился, его запахом можно было наслаждаться ещё долгое время. Костя наслаждался не только им.

Скоро школьники сделали достаточно фото, и сели рядышком все втроём. Самый высокий слева, а девушка справа от Коли. Он достал сигарету, его друг сделал то же самое. Пока камера отвлекала девушку, она не спешила присоединяться к друзьям. Только листала снимки, горячо комментировала, что-то подправляла.

– Скинь мне вот эту! Блин, я здесь такой красивый! – черноволосый парень рассмеялся.

Его смех был наивным и высоким. Если бы другой человек наблюдал эту сцену, должно быть, он бы рассмеялся с ним вместе. Один человек наблюдал. Он улыбался.

Ночь. Никто с улицы не слышит этого сбитого дыхания. Этих просящих стонов, застрявших в горле скованного ребёнка. Он скован насильником, и он скован страхом. Он лежит в чужой постели, которую ему навязали. В ней неудобно, потому что она – олицетворение подавленной воли. Он ворочается в кошмарном сне, но не может проснуться. Может быть, он ещё не готов просыпаться, и ему нужен этот ужасный сон? Голос едва прорывается через дрожащие губы, голова пытается отвернуться на подушке в сторону, но картинка внутри головы. Саша отталкивает от себя одеяло, но не может оттолкнуть монстра во сне. Его ноги дёргаются, футболка прилипла к груди, что не может наполниться воздухом, сдавленная ужасом. Веки мокнут, из-под ресниц сбегают слёзы отчаяния, но он не может выйти из кошмарного сна. Его страх продолжает сидеть на нём сверху и запрещает кричать, чтобы проснуться. Где-то под потолком плафон тускло освещает пространство, часов, примерно, на четыре утра. И вдруг Саша просыпается от своего воя: «Помогите мне! Помо…гите…»

Несколько секунд он лежит неподвижно и дышит, насколько может. Вдыхать и выдыхать. После долгого, пропавшего во времени своей продолжительностью дыхания он сворачивается в клубок, натягивает на себя одеяло. Лежит так какое-то время, а потом выглядывает, переворачивает одеяло сухой стороной к себе и снова зарывается с лицом внутрь. Так он лежит до утра.

Костя заходит в дом в наушниках, из которых вырывается тяжёлая музыка. Неуёмный ритм барабанов, перегруз гитар, крик женского вокала превращается в мужской от освобождённой агрессии. Движения парня спокойные, будто он слушает вальс. Он смотрит в зеркало и даже улыбается себе довольно мило. Вряд ли можно догадаться со стороны, что на его душе не спокойно, если не слышать истерику из наушников. Он нажимает на стоп, неторопливо складывает плеер на стойке возле входной двери. В прихожей строго, даже грамотно выдержан стиль. Массивная подставка под зонт, тёмные плотные шторы. Входя в дом, попадаешь в уютный приют деревенского тепла, надёжности, неизменности. Как будто бы здесь всегда будет один день. Всегда настенные панели, и в них всегда гигантские цветы. Всегда широкая напольная ваза возле окна. Всегда осенний диван с деревянным корпусом перед погасшим камином. Всегда тишина.

Костя проходит в кухню, открывает холодильник спокойно и достаёт бутылку пива. Он садится за стол так аккуратно, будто стулья и мебель из карамели и могут хрустнуть в любой момент. Бутылка в его руках шипит, расставаясь с крышкой, и опускается на поверхность столешницы. Косте достаточно сделать один глоток, и он закрывает глаза, погружаясь в путешествие в другую вселенную. Их открывает другой человек – он уверен в себе и он разозлён. Ещё несколько глотков жадно втягиваются спешным рядом, и когда они проваливаются глубоко в тело и душу, со стуком парень ставит пиво на стол.