Евгений Курской - Логово бессмертных

– Ты сказал про одиннадцать платежей. Как-то негусто.

– Учитывая суммы, сравнимые с бюджетом города, очень даже густо. Но фирма быстро исчезла. Пришло время менять загнанную лошадь. Они просто сменили прокладку и теперь работают через очередную «Рога и копыта» на Каймановых или Виргинских островах.

– И что же может стоить настолько дорого? Чем они занимались в этом филиале?

– Да хрен его знает, – отмахнулся он. Судя по всему, его действительно больше интересовали деньги, нежели оплачиваемые ими услуги или товары. – Органами торгуют – это объясняет исчезновение людей. Стволовые клетки вживляют или как там они называются?

– Но перед этим обязательно ломают ноги, превращают в фарш морду, – пошутил я, вспомнив описанное состояние мэра.

– Зря иронизируешь. В прошлом году в этом филиале крутился столичный актеришка. Мы его каждый день по ящику видим то в сериалах, то ведущим всяких шоу. Раз пять приезжал. И после каждого приезда он становился заметно моложе.

– Да нет, – отмахнулся я. – Никакая косметология не стоит таких денег.

– Как знать, – со странной интонацией сказал Сашка, но мысль не развил, замолчал.

– Ну а пока вам кислород не перекрыли, удалось ведь хоть что-нибудь нарыть. Не может же быть такого, чтобы все молчали и был сплошной вакуум?

– Мы вышли только на трех докторов и девять медсестер. Из всех только одна «сестричка» согласилась говорить. Да и то за обещание оформить горячо любимому братцу условно-досрочное. А остальные, только намек на предложение сотрудничать услышав, бежали сверкая пятками. Страшно им было.

– А «сестричка»?

– Тоже тупик. После второй встречи с нашим человеком она просто исчезла. А вернувшегося с зоны ее братца нашли с перерезанным горлом. Вот такие пироги с котятами.

Сашка резко остановился, положил тяжелую руку мне на плечо и, впервые за встречу глядя мне в глаза, тихо сказал.

– Знаешь, сыщик-то я хреновый, тебе в подметки не гожусь.

– Да ладно!

– Заткнись. Я архивная крыса, бумагомарака. Но! У меня чутье как у волка. Ты знаешь, оно меня никогда не подводило. И последние дни мое чутье мне спать не дает. Скоро из-за этого филиала начнется что-то очень нехорошее. Наше управление бурлит как улей, прокуратура стоит на ушах, со дня на день поменяют губернатора, суд день и ночь строчит постановления об арестах. Затевается большой бардак. Я уже рапорт на перевод в Москву подал. Если не согласуют перевод, то уволюсь к чертовой матери. Завтра последний день дорабатываю и уезжаю подальше отсюда.

И вдруг перешел на шепот:

– Я знаю, ты меня за говно считаешь и имеешь полное право так думать. И советы мои нужны тебе как мертвому припарки. Но не сказать я не могу. Не прощу себе, что не попытался тебя отговорить бросить это дело. Это смертельный геморрой, от которого не стыдно бежать без оглядки. Солдатики вроде меня на подобных делах карьеру ломают, а молодцы вроде тебя без головы остаются.

Я не стал ему говорить, что и сам о том же думал. Вместо этого отшутился:

– Первый раз, что ли? Как-нибудь вывернусь. Да и бабки нужны. На мели я, и уже давно.

Он тяжело посмотрел на меня, вздохнул.

– Ну, как знаешь.

Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо мятый бумажный лист и протянул мне.

– Держи. Не то чтобы помощь, но хоть что-то.

– Что это?

Я развернул лист, который оказался фирменным бланком стандартного формата, с золотой каемкой, пошлыми вензелями и набранной затейливым шрифтом названием вверху «Lorica Occulta», строкой ниже и шрифтом помельче, но с двойным интервалом между буквами было написано «E Pluribus Unum». Ниже обычным мелким шрифтом шел сухой перечень офисной мебели и медицинских инструментов с указанием стоимости и количества. Если бы не странная латинская надпись, то это больше всего напоминало обычную служебную записку с запросом на приобретение продукции, такие любая канцелярия пачками выдает ежедневно.

– Единственная стоящая улика по делу. Этот бланк нам принесла пропавшая медсестра.

– Так все-таки улики есть? – перейдя на заговорщицкий шепот, сказал я.

– Нет, – спокойно ответил Саша, не собираясь мне подыгрывать, и достал зажигалку. – Ее тоже уже не существует. Я ее сжег.

– Лорика окульта. Э плюрибус унум, – медленно прочитал я.

– Это латынь: «Тайная защита. Из многих – единое».

– Вижу, что латынь. Но в чем смысл? Второе предложение вроде как на гербе Штатов написано.

– Ага, – с гадкой улыбкой кивнул Саша.

– Так здесь еще и Америка замешана?!

– Тише ты, – зашипел он на меня и, забрав бумагу, все-таки поджег. – Ты, я вижу, либо резко поглупел за последнее время, либо дурака включил. Никакой Америкой здесь не пахнет, даже близко. Просто кто-то излишне пафосный туману нагоняет. Чувствуется гонор и нереализованные амбиции. Вспомни, чему нас учили. Уже по одному названию можно составить психологический портрет. Это как малиновый пиджак на братке из девяностых. Сигнальная система в чистом виде: себя единоверцам показать, заявить о своей успешности всем окружающим и заодно предостеречь от ненужных поползновений в свою сторону. Прямо как яркие полоски на шкуре тигра. Здесь то же самое. Я не плюмбум-пумбум вижу, а чей-то неожиданный взлет. Надо искать кого-то серого и убогого, дорвавшегося до больших денег, власти и славы. Сам знаешь, стремительно рванувшие из грязи в князи ни за что не останутся в тени. Им нужно заявить о себе миру и, прежде всего, своему окружению. Пускай все завидуют и видят, что бывшая серая моль превратилась в королеву цветов.

Бросив оставшийся от бланка огарок на тротуар, он тщательно растер его подошвой.

– Кстати, о серых и убогих. Твоя бывшая звонила.

Мое сердце сжалось. Плевать мне на бывшую, просто из уст Сашки это прозвучало обидно. Но я себя пересилил, никак не отреагировал.

– И что?

– Да ничего. Не подумай плохого. Мы с ней с тех пор и не виделись.

Больше всего меня поразило, как легко и спокойно он это говорил, с ленцой в голосе и пренебрежением.

– Так и не понял, чего она хотела. Ты меня знаешь, я баб в этом плане плохо понимаю.

Я сразу понял, что он врал. Но тогда зачем мне рассказывал, хотел сделать побольнее? На Сашку не похоже.

– Давай короче, – сказал я, начав уставать от его сальной вальяжности.

– Да это и вся история. Я чего об этом вспомнил-то? Она ведь какой-то там биолог. Может у нее спросишь. Она же по конференциям всяким ездит, в кругу этом вертится. Город-то небольшой, слухами полнится.

Он врал, плохо врал, вернее – не старался. Будто хотел быть пойманный на вранье. Неужели так неуклюже пытался отвратить меня от расследования. Или наоборот, подбрасывал еще одну наживку?

– Ну так что, не передумал? Полезешь в эту выгребную яму?