Максим Касмалинский - Путь с войны

– Э, нет, – не согласился Тарас. – Но главное тут не это, а знаете что? Увидел он, что война весной закончится! В мае. Так что ерунда осталась, полгода потерпеть, повоевать и будем мы в Берлине. Там немцев и докончим…

– Пока что они в Москве…

– Не в Москве. Ты это брось мне, Коновалов! Хоть и близко, но не в Москве! И не будет никогда! Шоб я больше этого не слышал. И главное, хлопцы, точные сведения – со дня на день наступление. Так что погоним мы Гитлера…

Ырысту подумал, что наступление будет со дня на день, тут провидцем быть не надо. И так понятно. А будущее что? Оно уже нарисовано. Может быть, есть несколько вариантов будущего, сотни и тысячи. Или нет ничего. Вымысел. Чистый лист. Может все мы – чей-то вымысел. А есть на самом деле сопливый мальчик Ырысту, который лежит на козьей шкуре под круглой крышей аила, который нафантазировал снежные вершины на краешке неба, бирюзовые реки в горных долинах, красный мох у корней таежного кедра. И поезд, винтовка, война – только выдумка. Все, что кажется реальным – лишь фантазия. На этом свете не разобраться, и мы не знаем истины, а кто узнает – гибнет. Подобное что-то сказал старый Чинат у черного камня, сжигая трехпалую ветку арчына. Еще он сказал, что юный Ырысту может стать сильным камом, но вряд ли им станет, хоть дар предвидения и сохранит. «В нашем роду у многих такие способности есть, – сообщил дядя Эркин, когда они спускались с безымянной горы, – У меня тоже случалось, что как бы третий глаз открывался где-то на лбу. Его потом батюшка в церкви выбил кадилом. Тогда было строго, всех в православные записывали. Ну, вроде теперешних колхозов».

Бардин смотрел на лица солдат, здесь большинство – не жильцы. Знать бы наверняка.

А Тарас веселился и веселил.

– Вот после войны, – мечтательно говорил он. – Вспомним мы, как сидели тут, еще и посмеёмся. Приедем сюдой, поссым на эту землянку. А потом пойдем мы с тобой, Коновалов, смотреть Москву, Кремль. Это обязательно! У меня на после войны сразу третьим пунктом – Кремль глянуть.

– Интересно, что в первых двух пунктах, – спросил молодой солдат.

– А вторым пунктом – научится играть на гармони, – весело ответил Тарас. – Такая штука, уж собирался-собирался. Вот, точно, ща начну. С первого числа. Потом закрутился. Вот, с понедельника начну. Так и не научился.

Тарас сокрушенно помотал головой, всем своим видом показывая, что это был главный промах всей его жизни.

– Незамысловатые у тебя планы. А первым пунктом что?

– Молодой ты еще, Володенька. Дурень, – вздохнул Тарас, сразу став серьезным. Надоело ему балагурить. – И первый пункт сделаю. Дело за малым: немца разбить.

Немца разбить. Для этого и собрались. Не быть тирольскому шпику хозяином России, так пишут газеты, а газеты бывает правы. А еще Ырысту почему-то вспомнил историю, как полста поколений назад в его краях правил жестокий жужаньский хан, который тоже направил войска против напавших врагов. Противник был разгромлен умело и быстро. Но только потом победившие всадники вдруг как-то друг друга зауважали, чего-то поверили в себя, вернулись, да свергли своего владыку и сюзерена. Последующие ханы, занимавшие престол, молниеносных побед избегали, отдавали такие приказы, чтобы конница побольше пообтрепалась на войне – так безопасней для правителя.

В блиндаж заглянул командир, простуженным голосом отдал команду. Бойцы зашевелились. Коновалов потянул Ырысту за рукав и шепотом задал вопрос, главный вопрос, если не единственный, интересующий солдата перед боем. Не смог Ырысту сказать так, как видел. Соврал: «Ранят, но ничего. Все у тебя хорошо». А Коновалов уже выглядел серым, и маленький смертёныш сидел на его плече.

И вновь зарывались в застывшую землю, звенели лопаты о мерзлоту. Не зря. Отбились, отстояли. Некоторые выжили. Вскоре началось наступление.

Теперь Ырысту смотрит на Кремль. Пилотка сдвинута к уху, у ног – аккордеон. Чем не гармонь? Два пункта из трех. Выполняется за того парня.

Ближе к ночи воздух посвежел, надменно пробили куранты.

Подошли двое, попросили закурить.

– А ну-ка давай-ка. Ого! Трофейные, – хриплым баритоном похвалил один. – «Камель».

– Да нет, это союзнические, – поправил второй. – Слушай, – тепло обратился он к Ырысту. – Может тебе ночевать негде? Пойдем ко мне.

Ырысту отказался:

– Одни сутки в Москве, понимаешь, посмотреть хочу. Берлин видел, Варшаву видел. Москву еще не видел.

– Нравится Москва?

– Хороший город…

***

Хороший город, хорошие люди, после победы в них оттаяла доброта. Нет, многие, конечно, остались озверевшими, но и милосердия присутствовало вдоволь.

Свое подобие сострадания Ырысту испытал в апрельском Берлине. Вернее в пригороде. Небольшой староевропейский поселок, здесь было относительно тихо. Дымящийся Берлин гудел и громыхал вдали, а тут у онемевших баррикад оживали ветки на деревьях. Снайпер Бардин смотрел в оптический прицел на покореженные вывески, дыры в стенах, дороги со следами бомбежки. Пахло горелой весной. С руки под воротник проползла многоногая букашка.

И тут появился на улице мятый молодой фашист с потеками крови под носом, автомат повис на плече, надорванный черный погон – «Гитлерюгенд», младшая группа. Немчик сел за груду кирпичей, снял сапоги, поджал ноги, тонкие руки положил на колени, замер в позе уренгойского Будды.

Побелел на курке палец снайпера (самая надежная деталь винтовки) и через мгновение все бы было кончено, но… не выстрелил Ырысту в этот раз. Четыре года не знал никаких колебаний, враг на прицеле, щелк-щелк, очередная зарубка на прикладе, а сейчас стрелять не хотелось. Последние дни преследовали его некие слова, всплывшие из иной ли плоскости сознания или из смутной плотности времени – да, сквозь нарезанное толстыми пластами время доносилось: «Я никому не хочу ставить ногу на грудь…».

Ырысту Бардин не хотел ставить ногу на грудь поверженному врагу. В том числе валить этого прыщавого задрота. Или? Последнего, и всё. Так горький пьяница, бросая пить, смачно опрокидывает будто бы последнюю рюмку. Стрелять? А ведь, судя по всему, этот фашистский юнец провел при Гитлере всю свою сознательную жизнь. Он и не знает, не представляет, что может быть по-другому – без имперской страны, без вождей, без войны.

Погнали детей на верную смерть, подумалось Ырысту, зачем? Уже нет никакого смысла, никаких шансов. А к чему вообще все это было? Как они позволили себя обдурить? Зачем послушались, полезли в «Дранг нах остен»? Зачем? Ведь неглупые люди в массе своей: немцы, бросившие свои готические соборы, итальянцы, не сумевшие быть счастливыми над знаменитым заливом, русские, которые не стали советскими, венгры какие-то, румыны, которые… румыны, одним словом. Кому это было надо? Очень немногим. А большинству зачем?