Ольга Дашкова - Рецидив

– Жека, сумки.

Меня все еще держали на прицеле, парень с открытым презрением и злобой рассматривал меня с ног до головы. А в моих глазах не было ничего, кроме ненависти.

Отходил тоже задом, словно опасаясь нападения здорового мужика, хоть и безоружного. Его подельник перенес сумки, сел за руль. Интересно, ребятки, чем я вам не угодил? Шмотки не те или тачка не та?

Два выстрела разогнали стаю ворон с кривой березы, это было предупреждение мне, чтобы не рыпался. Из «Ягуара» все еще слышны были биты, но вот резкий разворот, шины нагревают мокрый асфальт, проезжают по яркому пятну красного берета той девушки.

– Странные дела.

Я никогда не имел привычки дергаться, не любил делать резких движений и поспешных выводов. Сейчас бежать за машиной и суетиться было глупо. Ее найдут по GPS хоть как, тачка заметная и непростого человека. Пусть потом не обижаются, я их предупреждал. Достал сигареты, прикурил, присел на корточки, продолжая смотреть в одну яркую точку на дороге.

Странно так, эта дрянная, сучья жизнь именно сейчас решила подбросить мне сюрприз. А я уже стал забывать, откуда и из какого дерьма меня вытащил Воронцов почти десять лет назад. Парни напомнили о многом, а еще больше – глаза той девчонки. Большие, испуганные, но с оттенком сожаления.

Докурил сигарету, швырнул ее в лужу, сплюнул. Пришлось идти в поле,лезть в грязь за телефоном. Уже не боясь замараться, уверенно месил ботинками слякоть, вороны, вернувшиеся на березу, встревоженно каркали. Но, обтерев телефон прямо о рукав пальто, заметил, что сети нет никакой.

– Что за блядская жизнь?

Вот на хера вообще эти навороченные дорогие телефоны, с которых элементарно невозможно позвонить? До родного и любимого до боли поселка Камышовка было примерно еще двадцать километров, ровно половина того, что я проехал. Взглянул на часы– восемь вечера, скоро начнет темнеть, к ночи можно дойти. Ну что за бред? Или идти обратно на трассу, один хер путь неблизкий.

Раздражало все сразу: беспомощность, бессмысленность, абсурдность ситуации, мелкий моросящий дождь. Снова взглянул на телефон, будто от моих гляделок сеть появится.

Черная «Приора» обелиском стояла поперек дороги, подошел, заглянул в салон. В замке зажигания болтались ключи с забавным брелоком – улыбающимся желтым смайликом.

– Пиздец как смешно.

Сел за руль, пытаясь завести мотор, но он только чихал. Стрелка датчика топлива была на нуле.

– Вот же горе-похитители. Куда же вы ехали?

В машине, хоть и не прогретой, было сидеть лучше, чем стоять на дороге под дождем. Сложил руки на руль, опустил голову. Задумался. Интересно, Воронцов меня быстро потеряет или нет? Я уехал, никому ничего не сказав, думал сделать все быстро, а вышло даже занятно.

Мне все не давала покоя эта девчонка, с парнями все понятно – найдем, поговорим, объясним, как жить нельзя, что делать не стоит, и перед какими дядями не следует размахивать стволами. А вот у девчонки были знакомые глаза, очень знакомые.

Я сам был такой же молодой, дерзкий, наглый, но разочарованный и поэтому злой. Тогда за спиной было пять лет спецназа, я жил своей работой, я жил на ней, не имея ни семьи, ни собственного жилья. Мои сослуживцы были моими братьями, за которых я был готов отдать жизнь.

Рисковал, подставлялся, шел напролом – за пять лет лишь раз не повезло. Группа захвата штурмовала особняк, один отморозок захватил целую семью: трое детей, мать в истерике, их отец был ранен, истекал кровью.

Думать долго было нельзя, пошли на штурм, я поймал пулю аккурат в левый бок, чуть выше бронежилета, в подмышку, когда поднял руку, чтобы объяснить парням, как нужно идти.

Даже не понял, что произошло, удивленно повернулся в ту сторону, и еще одна зашла прямо в грудь, но уже в броню. Откинуло назад, сполз по стене, растерянно смотря на парней, показал рукой, что все в порядке, чтобы шли на штурм.

Правой рукой зажимал левую сторону, но жилет мешал, а под ним я чувствовал, как текла теплая кровь, которую впитывало белье. Все-таки со мной кто-то остался, я смутно, но помнил, как из меня, здорового парня, вытекала жизнь.

В груди давило, рядом раздавались крики, плач, выстрелы. Резко стало холодно, даже дышать было больно, словно колкий морозный воздух царапал горло и легкие. Оно наполнялось вязкой жидкостью, хотелось сплюнуть, но сил не было повернуться.

Первый раз очнулся в скорой, когда фельдшер, молодая женщина, кричала, чтобы ей помогли снять бронежилет, матеря его на всю машину.

– Парень, миленький, только не отключайся, сейчас, сейчас. Да что ж он такой тяжелый?

Но я отключился.

Второй раз открыл глаза, а перед ними была темнота, только противный писк, жуткая сухость во рту. Я хотел сказать, что хочу пить, но не смог, словно онемел.

Даже сейчас я приложил руку к левому боку и глубоко вздохнул, вспоминая тот тошнотворный привкус лекарств, который до сих пор чувствовал временами на языке.

Пуля пробила легкое, застряла где-то в теле. Пятичасовая операция: достали, залатали. Долгая реабилитация, но обратно меня уже не взяли. Капитан внутренних войск Глеб Морозов был уволен по состоянию здоровья – в связи с признанием меня военно-врачебной комиссией негодным к военной службе.

Комиссия, разбиравшаяся в инциденте и причинах происшествия, выявила мою халатность. Мне вручили заключение с длинными витиеватыми формулировками, суть которых была одна – я сам виноват в том, что произошло.

Выплатили минимальную компенсацию, жалкую подачку. Так в возрасте двадцати пяти лет до этого лучшего бойца лишили любимого дела, единственного дела, которое я знал и делал хорошо. Я стал не нужен никому. Да у меня никого и не было, тетка лишь в Камышовке, квартиру родительскую – и ту папаша родной продал по пьяни риелторам еще до смерти своей собачьей.

Уже стемнело, в салоне было холодно. Я даже задремал, но вот поднял голову– в бок ярко светили фары стоявшего неподалеку автомобиля. Посмотрел на часы, десять вечера, вот это я приложился, окунувшись в воспоминания. Снова на телефон, сигнала так и не было.

Из припаркованной старой Нивы вышел щуплый мужичок, ехал в другую сторону, видимо, в город.

– Ты чего так поломался-то нехорошо, аккурат посередине дороги?

– Так вышло.

– О, Глеб Аркадьевич, не признал тебя сразу. Что, серьезная поломка?

Я и сам узнал подошедшего пожилого мужчину в камуфляжном костюме, сосед моей тетки, Иван Макарович.

– Добрый вечер, Иван Макарович, да вот, к тетке ехал, бензин не рассчитал, замотался совсем. Антоха что-то там опять чудит.

– Этот пакостник может, с него станется. Расстраивает только Алевтину постоянно. А чего машина-то такая скромная? Твоя-то где красавица?