Елена Дворянская - Дом с решетками

Конечно, я бы предпочел, чтобы вместо своих тренировок, он пообщался бы со мной. Но, судя по всему, Тунгус был не слишком склонен к общению.

Время шло и шло, но мой новоявленный знакомый был словно робот. После штанги он переключился на гантели, а за мной уже пришли надзиратели. Уверен, что Тунгус даже и не заметил моего отсутствия.

В коридоре мы столкнулись с другими надзирателями, которые вели под руки высокого седого мужчину. Проходя мимо, тот поклонился мне, как будто мы повстречались на прогулке в парке. Забавный тип!

С самого раннего утра я ждал прихода надзирателей. Где-то в районе обеда, когда дверь заскрежетала засовами, мое сердце готово было вырваться наружу от счастья.

Надзиратель повел меня, но увы, не в тот поворот, не в тот коридор. Вместо заветной комнаты, меня повели к доктору.

Мое разочарование не смогло ускользнуть от глаз Олега Геннадьевича.

– Эрик, мой друг! Я не задержу Вас надолго! Мне нужен всего лишь небольшой отчет о вчерашнем дне – Док был само очарование.

На столе передо мной был листок бумаги и ручка. Я попытался писать. Жутко неудобно! Буквально через минуту рука от непривычки стала ныть и болеть.

Я, вопреки всему, полностью расписал мой день, игру на рояле, знакомство с Тунгусом, и даже встречу с седовласым незнакомцем.

Нахмурившись, Олег Геннадьевич прочитал мое изложение.

– Эрик, Вы можете идти!

Я думал, что теперь меня отведут в комнату. Но нет! Надзиратель привел меня обратно в камеру.

И снова еще один бесконечно одинокий вечер.

Меня ведут в комнату. На душе радость. Как будто получу глоток свободы. Возможно, сегодня получится пообщаться с этим парнем.

Но в комнате меня ждал сюрприз! Тунгус был не один, здесь находился тот седовласый мужчина, которого я не так давно встретил в коридоре.

Выглянув из-под штанги, Тунгус коротко кивнул мне. В отличие от него, его компаньон одарил меня крепким рукопожатием. Про себя, я прозвал его Эйнштейном, из-за седой и немного растрепанной шевелюры.

– Борис Гольдштейн! – представился он.

Я, с трудом сдерживая смех, представился в ответ. Гольдштейн! Почти Эйнштейн!

– Профессор! – с важностью добавил он.

– Но Вы можете называть меня просто – Борис Леонидович!

Я постарался сохранить серьезное выражение лица. Всенепременно, Борис Леонидович! Старый, ты хрен!

Профессор приобнял меня за плечи и увлек к книжным стеллажам. Здесь он надолго поверг меня в пучину научных терминов, а я не понимал ни слова, но делал задумчивый вид и кивал в такт его словам. Было ужасно скучно быть собеседником Эйнштейна. Это тот тип людей, который любит говорить, но не умеет слушать. В какой-то момент мне надоел этот монолог, и я демонстративно принялся зевать, но это ни капли не смутило его.

Я уже с нетерпением ожидал охранников, и это ожидание показалось мне вечностью.

Только через неделю, мне вновь предоставили возможность увидеть моих «друзей».

Они уже были здесь. Тунгус совершенствовал тело, а профессор разум. Все как обычно.

Увидев меня, они на какое-то мгновенье оторвались от своих дел. Профессор кивнул, а качок сплюнул на пол. Этим и ограничилось приветствие.

Я сел за рояль. Двести лет мне такие «друзья» не нужны. Кто-то принес мне партитуры. Я реально почувствовал себя счастливым.

Комната наполнилась музыкой.

«Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали,

Как и сердца у нас за песнею твоей».

Эти строки неожиданно возникли в моей памяти. И опять рояль воскресил образ белокурой женщины с грустинкой в глазах. Я не знаю кто ты, но я знаю, что я тебя люблю.

Музыка остановилась. По моему лицу непроизвольно текли слезы. Тунгус и Эйнштейн наверняка были ошарашены. Плевать! Я громко захлопнул крышку рояля. Концерт окончен!

Как никогда ждал прихода надзирателей. Профессор уже явно нацелился на разговор со мной.

– Мой дорогой друг… – начал он.

Но закончить было не суждено, над дверью загорелась лампочка. За нами пришли.

Было интересно то, что приводили и уводили нас с разным интервалом времени. Насколько я понимаю, чтобы мы не знали, как близко расположены наши камеры.

Этой ночью я спал сном младенца. Во сне я видел прекрасную светловолосую женщину. Она говорила мне: – «Эрик, запомни, это скрипичный ключ».

Сегодня снова возобновились занятия у доктора. Я давно не был у него, но ничуть не соскучился.

Последние дни я постоянно думал о людях, заключенных здесь. Кто они? Кто мы? Почему мы здесь? Что с нами сделали?

Я не находил ответов, и это вызывало сильные мигрени.

– Друг.

– Одиночество.

– Радость.

– Воспоминания.

Я чувствовал, что доктор уже порядком действует мне на нервы.

– Вы чем-то огорчены, Эрик? – спросил Олег Геннадьевич.

– Нет. – соврал я.

Док ничего не ответил, но я заметил, что в его глазах была усмешка.

– Что Вы думаете о Ваших новых товарищах? – его вопрос не застал меня врасплох, я ожидал его.

– Один из моих «друзей» озабочен только спортом, а второй своим эго – у меня не было необходимости кривить душой. Эти люди не мои друзья.

– Эрик, а чем озабочены Вы? – Док затаил дыхание, явно, что мой ответ очень важен для него.

Я откинулся на спинку дивана. Эх, сейчас бы сигару, да кружечку бы кофе.

– Уважаемый Олег Геннадьевич! Я – человек без прошлого, без будущего, и с сомнительным настоящим. Как Вы считаете, могу ли я вообще быть чем-то озабочен?

Док нахмурился. Несомненно, он ждал другого ответа.

– Эрик! Чтобы у Вас появилось будущее, Вы должны сейчас в настоящем, помочь нам вспомнить Ваше прошлое! – он наклонился ко мне и был серьезен как никогда.

В это мгновенье я почти был готов поверить ему.

– Скажите мне, какие-то видения, сновидения, воспоминания…, хоть что-нибудь проявилось? Изменилось?

Прекрасная незнакомка вновь пронеслась пред моим взором, но я холодно ответил – Нет.

– Эрик, Вы можете идти! Более Вас не задерживаю – психолог был разочарован.

Снаружи не было надзирателя. Я, конечно, мог бы сам добраться до своей комнаты, но не думаю, что они будут рады этому. Коридор был пуст, и полная гробовая тишина повсюду. Я сосчитал двери, двенадцать с одной стороны и столько же с другой. Ни на одной из них не было табличек, но зато были глазки. Какое-то время я переминался с ноги на ногу. Никого!

Тихонько я подошел и заглянул в глазок первой двери. Никого! Просто кабинет врача. За следующей дверью оказалось идентичное помещение и тоже пустое. И следующая за ней не порадовала меня. За пару минут я тихо на носочках заглянул во все комнаты. Итак, из всех двенадцати кабинетов по левой стороне, не пустым был только один, и в нем находился Олег Геннадьевич. Неужели правая сторона тоже пуста?