Дэниел Киз - Хроники лечебницы

– И все же во время ирако-иранской войны они объединились с Саддамом. Помогали его кузену, Химическому Али, применять ядовитый газ против курдов и болотных арабов. Мужчин, женщин и детей.

Она пожала плечами.

– Они опасны, но интересны.

На экране воительницы в арафатках сменились зарослями, скрывавшими вход в туннель. Голос произнес: «Это один из нескольких туннелей, проходящих под ирако-иранской границей, через которые МЕК из Ашрафа проводит свои короткие атаки. Здесь же Саддам спрятал большую часть своего биологического оружия».

Изображение внезапно пропало, но голос Палаточника продолжал: «МЕК теперь владеет всем биологическим оружием Саддама. Изначально они планировали передать что-то из этого ячейкам «Хезболлы» в Америке. Но после их конфликта с муллами они ищут других союзников. Если их союз с 17N окажется успешным и они проведут операцию «Зубы дракона», тогда взрыв башен-близнецов покажется легкой зубной болью».

Мисс Херрик выключила монитор.

– Извините, это, наверное, задело вас. Я знаю, что случилось с вашей семьей.

– Я стараюсь жить дальше. А что, инспекторы ООН не могут найти это биологическое оружие?

– Нашли бы, если бы МЕК разрешила им обыскать их убежище, – сказала она. – Но, согласно раннему отчету от Палаточника, МЕК не позволила им войти в Ашраф.

– Когда я буду в Греции, как мне выйти на Палаточника?

– Через его вербовщика из ЦРУ, кодовое имя Харон.

– То что надо. Загробный лодочник, переправляющий души мертвых через Стикс в ад.

– Кстати, куда теперь держите путь?

– Я полечу назад в Цинциннати и загляну в офис Тедеску. Хочу узнать побольше о его прошлом, когда он работал на факультете античной культуры, где училась Рэйвен Слэйд.

– А после этого?

– В Грецию. Так кто там будет моим связным?

Она замялась.

– Согласно политике ФБР, вас нет в Греции, не считая вашего положения атташе по правовым вопросам при посольстве.

– Если я расшифрую послание Тедеску, я должен буду проглотить его вместе с капсулой цианида?

– В этом случае – и только в этом – свяжитесь со мной.

– Ваше кодовое имя?

– Кимвала.

– Необычное. Почему вы его выбрали?

– Лиз в обратном написании – зил – это кимвалы по-турецки. А ваше?

– Я всегда работал в Америке, мне не требовалось кодовое имя. Но теперь, как агенту разведки, мне оно, очевидно, понадобится, – он задумался и улыбнулся. – В ходе операции «Зубы дракона» зовите меня Дантист.

– Как бы там ни было с ФБР, считайте меня своей пуповиной.

Он взглянул в ее голубые глаза.

– Надеюсь, Кимвала, вы ее не обрежете.

– Конечно, нет, Дантист. По крайней мере, до тех пор, пока вы живы.

Когда дверь шкафа открылась, Рэйвен увидела на столе тарелку с рыбой и картошкой. В животе у нее заурчало.

Тот, кого все звали Алексий, по-прежнему в лыжной маске, отодвинул стул для нее.

– Садись. Ешь.

– С чего это ты такой добрый? Ужин перед казнью?

– Зависит от тебя.

«…выясни, чего он хочет, рэйвен… ты прекрасно умеешь вить веревки из мужчин…»

– Зачем бы ты меня ни удерживал, я хочу, чтобы ты знал, что я восхищаюсь сильными мужчинами, борющимися против тирании.

– Это то, что я хочу слышать.

Она жевала рыбу, сплевывая кости.

– А еще что ты хочешь услышать?

– Что бы ты сделала, если бы я тебя изнасиловал?

– На полный желудок? Наверное, облевала бы тебя с ног до головы, как твоего отца.

Он рассмеялся от души. Она на верном пути.

– У тебя сексуальный смех, но тебе не нужно насиловать меня. Я твоя, только скажи.

– И что ты при этом почувствуешь?

– Не узнаю, пока не увижу твое лицо.

– Я сниму маску, когда смогу доверять тебе.

– Я твоя заложница. Чем я тебе наврежу?

– Не воспринимай себя заложницей, лучше кем-то, кто может помочь угнетенным, страдающим из-за того, что американские капиталисты высасывают деньги из нашей страны, как вампиры – кровь из своих несчастных жертв.

Она задумалась на секунду.

– Так ты коммунист.

– Марксист-ленинист. Мы верим, что власть должна быть в руках народа. А не богатых паразитов и их детей. Америка – империя зла.

Она заметила, что он внимательно рассматривает ее.

«…не возражай ему…»

– В настоящее время, – сказал он, – даже наши официальные власти действуют по указке ЦРУ. Ваши газеты о многом умалчивают, потому что они подчиняются тем, кто манипулирует вашим сознанием.

– Манипулирует сознанием? Я хочу узнать об этом больше.

– ЦРУ поддерживало фашистскую хунту тирана, полковника Пападопулоса. Хуже, чем нацисты. Он держал наш народ в железных рукавицах. Он не терпел никакого инакомыслия. 17 ноября 1973 года его танки разгромили мирную студенческую демонстрацию в афинском Политехническом университете. Были убиты тридцать однокурсников моего отца, включая и его любимую. Отец и его ближайший друг оказались в числе восьми сотен раненных.

– Твой отец? Это который с костылем?

– У него протез ноги. А до этого он бегал марафон. Виновата твоя страна.

– Я не совсем понимаю.

– Скоро ты узнаешь правду.

Ее жизнь зависела от того, поймет ли она его ненависть к американцам.

– Я слушаю.

– Когда хунту полковника свергли в следующем году, мой отец со своим близким другом, Ясоном Тедеску, сформировали 17N – в память о бойне семнадцатого ноября.

Эти слова. 17 ноября, 17N . Что-то такое говорил мистер Тедеску, предназначенное только для них и МЕК. Может, у нее была галлюцинация?

– А как все это связано с моим отцом? Он не был политиком. Он был психиатром.

– Он лечил проамериканцев и греков. Твой отец на самом деле был лазутчиком из ЦРУ.

– Шпион? Не может быть. Он бы сказал мне. Он любил меня.

– Ты так думаешь? Тогда почему он тебя запер в сумасшедшем доме?

Она открыла рот, но слова застряли в горле. Она уставилась на него сквозь слезы.

– Я тебе объясню, – сказал он, гладя ее по голове. – Потому что Америка настраивает таких, как он, против своих детей, заставляет посылать сыновей и дочерей умирать на войнах против рабочих всего мира. Когда ты научишься видеть капиталистическую ложь, ты переродишься.

«…подыгрывай ему…»

– Научи меня.

Его голос смягчился.

– Ты не только красивая, Рэйвен, ты еще и умная.

Он стянул с головы лыжную маску. Она увидела симпатичное грубое лицо с густыми черными бровями и темными пристальными глазами. Означало ли это, что он больше не беспокоился о том, что она сможет опознать его? Помилование или смертный приговор?

– Ты собираешься убить меня?

– Нет.

Слышал ли он, как колотится ее сердце?

– Ты меня изнасилуешь?

– Нет. Я собираюсь сорвать покров с твоего сознания, чтобы ты увидела, что жила во лжи.