Фарид Джасим - Квантовый мост

– Полностью подавленный механизм гиперполяризации нейронов – вот что он мне сообщил. Я не силен в нейрофизиологии, а потому не очень понял…

– Если коротко, то это внутренний механизм, защищающий нейроны от чрезмерного возбуждения, – подсказала Инга.

– Да-да, что-то в этом роде, – покивал следователь, – словом, этот механизм полностью отсутствовал именно в височных долях, а сами миндалины… они словно бы… мм… взорвались изнутри: полный разрыв аксонных и дендритных связей, обильное кровоизлияние. Да, как-то так.

Инга почувствовала, как сердце застучало при этих словах. Картина, описанная Роговым со слов судмедэксперта, казалась естественным физическим проявлением тех показателей, которые выдала полисомнография.

– Ну что ж, Инга, теперь ваша очередь, – он указал на нее рукой, будто сделал пас мячом, – вы же не просто так спросили о результатах некропсии.

Инга допила чай, налила из чайничка еще. Аромат жасмина приятно защекотал ноздри.

– То, о чем вам поведал эксперт, – начала она, – прекрасно согласуется с результатами, которые мы получили после анализа полисомнографии. Дело в том, что мозг человека не создан для работы с импульсами подобной интенсивности…

У Инги зазвонил телефон. По мелодии звонка догадалась, что это Женя – друг детства, с которым и ныне часто общалась. Она запнулась на полуслове, невольно скосила глаза на экран вибрирующего на столе аппарата.

– Ответите? – предложил Рогов.

– Позже перезвоню, – поколебавшись мгновение, сказала Инга и нажала кнопку сброса. Потом взглянула на следователя, продолжила: – Так вот, я проанализировала данные полисомнографии и пришла к выводу, что интенсивность страха, который пациент испытывал во сне, многократно возрастала от раза к разу, пока в последнюю ночь не достигла своего максимума. Отсюда – жуткие последствия. Показатели уже первых ночей значительно превышают средние значения, принятые для измерения таких явлений. А данные за последнюю ночь вообще кажутся компьютерным глюком. Если бы я не видела, во что превратил себя Буковский, и если бы не услышала от вас заключение судмедэксперта, то была бы абсолютно убеждена в сбое электроэнцефалографа. Теперь же, учитывая все эти факторы, понимаю, что инцидент – не глюк, а новый и доселе не изученный феномен сомнологии. Не просто не изученный, но никогда прежде не упоминавшийся. Нигде и никогда! До нашей встречи я успела созвониться с парой коллег в России и за рубежом, прошерстила литературу – ничего подобного.

Инга перевела дух, откинулась на спинку кресла, глотая остывший чай и наблюдая за холеным лицом Рогова. Оно выражало недоумение, смешанное с тревогой. Следователь задумчиво теребил кончик тонкого носа, разглядывая остатки кофе в чашке.

– Чего-нибудь еще желаете? – на ходу поинтересовалась проносящаяся мимо официантка.

Инга молча покачала головой, Рогов вообще проигнорировал вопрос, погруженный в раздумья.

– Страшно, – наконец заключил он.

– Страшно, – согласилась Инга. – Помимо всего прочего, еще и потому, что помочь несчастному мы никак не могли. Его вообще не получалось разбудить, когда он находился в фазе быстрого сна и видел кошмар. Не представляю, как такое возможно. К тому же токсинов или психотропных веществ, которые могли бы вызвать кошмары, ни в крови, ни в тканях, как вы сказали, экспертиза не выявила.

– Нет, – покачал головой Рогов, – ничего. Чист как стеклышко. Тьфу ты, дьявольщина какая-то!

Оба снова погрузились в молчание, размышляя о происшествии и связанных с ним деталях. Прошло несколько минут, прежде чем Рогов, словно очнувшись от сна, взглянул на часы и виновато сообщил:

– Простите, мне уже пора. Меня ждут.

У Инги чуть не вырвалось: «Кто ждет?» – но она вовремя прикусила язык. Вежливо улыбнулась и спрятала телефон в карман куртки, небрежно брошенной на соседнее кресло.

– Понимаю, мне тоже пора, – сказала она, доставая бумажник.

– Не стоит, – вскинул руки следователь, – все оплачено.

– Это вы зря, – заметила Инга с укором и сунула бумажник обратно в рюкзак.

Когда они вышли на улицу, уже смеркалось. Столпотворение часа-пик пошло на убыль, на тротуаре стало просторнее, дорожные пробки рассосались.

– Спасибо за занимательную и приятную беседу, – улыбнулся Рогов, протягивая руку. – Звоните, если что-то еще пожелаете сообщить.

– Взаимно, – коротко, но искренне ответила Инга и пожала его горячую твердую ладонь, – Обязательно.

Она зашагала обратно в сторону здания института, где неподалеку от входа стояла ее машина. Пока шла, чувствовала устремленный на нее взгляд. Возникло желание обернуться, помахать рукой, но Инга усилием воли удержалась. Пусть смотрит, не жалко.

В назначенный час она, покормив Жосю и наскоро выкурив сигарету, открыла скайп и набрала сына.

– Привет, мам, – ответил искаженный динамиками мальчишечий голос. На экране возникло узкое светлое лицо с острым подбородком, обрамленное копной волнистых соломенных волос. Большие синие глаза смотрели грустно, даже испуганно. Взглянули в объектив камеры лишь на мгновение, а потом уставились, как обычно, куда-то мимо.

– Приветики! – весело сказала Инга и помахала в камеру. – Как поживаешь?

– Все прекрасно, – быстро ответил мальчик. – А как ты?

– Я-то хорошо, а вот ты давай-ка, рассказывай, чего невеселый такой?

– Я невеселый?

– А то я не вижу!

Алекс вздохнул, посмотрел в сторону, тихо заговорил:

– Ну… история. Урок истории. Негры.

– Чернокожие, – мягко поправила Инга. – При чем здесь они?

– Я сказал… – мальчик потупил взгляд, – что у чернокожих нет ни капли ДНК неандертальцев. Я читал. Журнал по биологии.

– Та-ак, – Инга сглотнула, всматриваясь в своего уводящего взор ребенка. – И что?

– Ильяс крикнул мне… что я расист.

– Этот тот, чьи родители из Замбии? – вспомнила Инга.

– Угу. Фрекен Хартман велела мне уйти. Из класса.

Инга закусила губу, затеребила заусеницу на пальце.

– А фрекен полагает, что в ДНК современных африканцев имеются следы генома неандертальцев? – не удержалась она, но тотчас спохватилась, махнула рукой. – Алекс, не расстраивайся, ты не сделал ничего дурного. Папа в курсе?

– Да. Он завтра пойдет в школу. Вызвали.

– Все будет хорошо…

– Не будет, – отрезал Алекс и взглянул на мгновение ей в глаза. Она успела заметить в них блеск. – У меня не будет.

– Да что ты, солнышко, – Инга попыталась улыбнуться, но получилось с трудом, – конечно же…

– Не будет! – мальчик упрямо тряхнул копной волос.

– Да нет же! Почему ты…

– Я знаю. Потому что… – он замялся, почти отвернулся от объектива камеры, буркнул едва слышно: – Знаешь сама.