Мастер Солнца Покрова Пресвятой Богородицы - Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

Счастлива? Моему старшему сыну Мишке шестнадцать исполнилось, и требует он от меня дорогой мотоцикл. А денег нет вообще! Всё банки отняли! У меня осталась тыща рублей до конца месяца! Вот скажи – как на неё прожить?! Мне зимнюю обувь купить детям не на что. Посмотри – младшие дочки ходят зимою вот в этом: в старых осенних дырявых ботинках. А морозы какие стоят? Мне тридцать три, а я старуха почти! Бьюсь как рыба об лёд… Пристрелить что ли её?

– Рита? Кого пристрелить?

– Свою личную жизнь пристрелить! Я православная, я ещё замуж хочу. (Рита плакала, долго говорила и жаловалась.) Счастья хочу и детей ещё нарожать. Вся жизнь моя – это дети. Я их люблю! – крикнула Рита в сердцах.

Поэт посмотрел на стены:

– Рита, сестрица, у тебя дом недостроенный – не дай Бог рухнет!

– Нету другого дома! Рухнет, и фиг с ним – страховку получу и закрою кредиты… Меня другое мучает, слезами обливаюсь – Мишка отбился от рук! Как бы в бандиты, в отца, не пошёл.

В дверь позвонили. Рита вытерла слёзы и пошла открывать. Это пришёл её старший сын с друзьями и сразу с порога начал кричать, что он пьяный, чтобы мать его не ругала. А дальше Мишка стал требовать у матери денег на пиво и на мотоцикл и кричал, что он слово дал – купить у друга мотоцикл! А когда мать возразила, что денег нет, то сын нагло и развязно стал кричать на неё и даже запугивать:

– Я убью тебя! Я убью тебя! Дай денег, мать! Убью тебя, блядь! Зарежу! Деньги давай на пиво, на мотоцикл. Деньги!

И тут у Поэта сорвало крышу! Он с диким взглядом выбежал из кухни с огромным ножом, пнул со всей силы Мишку так, что тот отлетел от матери прямо в шкаф. Затем резко схватил парня за шиворот, вытащил из шкафа, встряхнул, поставил на ноги и показал ему большой нож! На Поэта было страшно смотреть! Парень удивлённо ойкнул от страха и неожиданности, а все пьяные друзья разбежались. Поэт крепко держал Мишу и скрипел зубами, а нож вложил в руки парня, силой подвёл его к матери и закричал:

– На, Миша! Давай, убивай! Бей ножом свою мать! Бей со всей силы! Ты грозился убить – так убей! Убей её, блядь! Так ты говоришь?! Она, красавица, тебя родила, растила, молоком грудью кормила! Убей же её! Убей! Ты слово дал – так убей! Ножом бей со всей дури! Ну! Наотмашь! Она недоедала, любила тебя, всё лучшее тебе отдавала – убей её! Мать ночи не спала – пеленала, лечила, на трёх работах работала, одежду покупала тебе – а теперь убей её, блядь! Убей! У тебя в руках нож! Бей ножом прямо в грудь! В сердце! Сильнее ножом её – красавицу Мать! Бей! Сильней бей! Насмерть! Наверняка! Убей её!

Голос Поэта гремел на весь дом. Рита в шоке молчала. А у парня затряслись руки с ножом. И он, здоровый, красивый, пьяный, заплакал и выронил нож. И мать его, стоявшая напротив, тоже заплакала. Потом Рита обняла сына, и они вдвоём горько плакали вместе. А минут через десять, когда все успокоились, Поэт очень строго сказал парню:

– Слушай меня! Завтра утром, Миша, идёшь к сварщику, дяде Коле Носкову, и будешь во всём ему помогать. Если, сучонок, ты не придёшь, я тебя пинками туда загоню! Будешь честно работать. Сам, в тяжёлом поту, заработаешь денег и купишь себе пиво и мотоцикл! Что молчишь? Не слышу?

– Да, завтра к дяде Коле, сварщику, я-а, да, буду работать.

– Паспорт есть?

– Да.

– Пошёл учиться на сварщика! На жизнь зарабатывать! Я договорюсь, станешь подносить ему трубы и железо, всё, что скажет дядя Коля, – и баллоны тягать, и шланги таскать.

Поэт снова схватил Мишку за горло и ещё раз больно ударил, затряс его и вновь закричал, брызгая слюною в лицо:

– Мразь! Тварь захребетная! Если мать хоть пальцем, мразь, тронешь ещё! Убью тебя! Убью гадёныша! Убью-у-у-у! Бить буду изверга до потери сознания! Голыми руками за мать задушу! Порву и прокляну тебя, гада! Понял, сучонок, меня?!

– Да-да! – прохрипел Мишка. – Да-а, дядя Поэт, я сделаю всё, как вы сказали – помощником сварщика… Мне больно!

Поэт отпустил его горло, поставил паренька на пол, поднял свой нож и со всей силы вогнал его в стену! Все вздрогнули и посмотрели на огромный нож. Поэт, шумно дыша, снял с себя золотой крест и повесил на нож:

– Видишь крест?

– Да, вижу.

– Это Бог висит на кресте! Он всё видит и слышит! Знай же, если голос повысишь на мать – я буду всё знать, приду и буду бить тебя ногами до самой смерти. Не пожалею, не пощажу! Выбью все зубы! И налысо побрею этим ножом! Понял?

– Да, дядя Поэт! Я нет, я маму больше – нет… Я работать у дяди Коли Носкова…

– Заработаешь денег – крест этот наденешь. (Поэт показал на большой золотой крест.) И повесишь икону сюда. А этот нож спасёт жизнь твоей матери. Запомни, Миша, ты теперь главный в семье! За мать и сестёр передо мной отвечаешь! Лично, передо мной!

Поэт так ударил кулаком по шкафу, что дверки открылись. А парнишка сразу заверил:

– Да! Я понял, дядя Поэт, конечно, лично перед вами.

Поэт схватил Мишку за шиворот и посмотрел ему в глаза:

– И каждое воскресение быть со мной в храме как штык! Как штык!

– Есть!

– Мишка, дурак ты, это твоя жизнь! Твоя! Ты можешь в тюрьму бросить её, или под забором подохнуть наркоманом, грязным бомжом, или честно прожить её! Но, Миша, запомни, сучонок: у тебя мать – красавица, медсестра, православная, умница, знает два языка и пишет стихи. Рита мне как родная сестра, жизнь мою и многих людей спасла! Обидишь её – убью за неё. Тронешь, пьяный, её или словом оскорбишь – зарежу! Я сам, лично, этим ножом исполосую всего! Я же порву, мразь, блядь, тебя на куски!

Поэт орал, страшно ругался, вращая глазами, брызгая в гневе слюной. Долго ещё кричал что-то про Риту, православную веру, про нож в стене, деньги и снова про мать, про сестёр. А потом хлопнул дверью и вышел на улицу. Его нервно трясло:

– Господи Боже! Господи! Защити от страданий всех матерей! Защити и дай силы им, бедным… Царица Небесная, Солнце моё, дай и мне силы всё это терпеть!

Поэт, злой и на нервах, вошёл в дом, взял чистый бокал, пнул табуретку, налил вина:

– Сейчас напьюсь! И пойду злыдням морду набью! Когда пьяный, я сам себя боюсь, а-ха-ха, точно – пойду суке Жиголо морду набью. Порву на куски!

Но тут позвонил телефон. Поэт, скрипя зубами, недовольно протянул руку и спросил:

– Ну кто там ещё? Алло?

Звонила известная на западе и в России певица. За рыжие волосы Поэт прозвал её Рыжик или Рыжее Солнце. Очень красивая, популярная, успешная женщина была совершенно не виновата в его плохом настроении. Поэтому Поэт помягчел и спросил:

– Что тебе, Рыжик?

– Поэт это я. Узнал? Помнишь, как мы зажигали?

– Как можно не узнать известную певицу? Миллионы поклонников, твой голос звучит из всех утюгов, твоё лицо и тело постоянно в рекламе духов, что я сочинил. Конечно, узнал!