Мастер Солнца Покрова Пресвятой Богородицы - Трудно быть Ангелом. Книга Вторая. Роман-трилогия

Долго размышлял над прочитанным, потом вдруг открыл глаза, быстро схватил свой тулуп, оделся и решительно пошёл в сторону Храма по заснеженным улицам.

Зима в Тарусе в этот раз была долгая, настоящая, морозная, снежная. Казалось бы, обычный городок у реки, ан нет – посвящённые знали его красоту и были участниками этой субкультуры и мира планеты Таруса. Да, дорогие мои друзья, есть на Земле такая планета – Таруса (или Суздаль, или Плёс, Переславль), где жители, дачники и богема, всеми семьями, с одеялами, с термосами и бутербродами дружно ходили на концерты и вернисажи, на выставки в художественную школу, друг к другу в гости и на пленэр, ходили с соседями, друзьями, знакомыми, и разговаривали, и запойно всё обсуждали, ели варенье и пили чаи, пекли пироги и шарлотки, наполеоны, блины. И обязательно любили все Паустовского и говорили «наша Цветаева и Ахмадулина и наш Борисов-Мусатов». Шли бесконечные разговоры об искусстве и о Тарусе, о природе и много ещё о чём – прекрасном и непостижимом. И Поэт был частью этой Тарусы.

Сегодня, как обычно, по улице в сторону храма шёл Юродивый в тулупе без шапки, останавливался и крестил дома по обе стороны улицы, и молился Господу Богу за жителей:

– Господи, отведи от домов все пожары, болезни, врагов, ворогов, защити от наводнений, всех бед… Господи, отведи все пожары от добрых домов…

Жители выходили, радостно здоровались с Юродивым и благодарили его, опускали деньги в ящичек для милостыни и подаяний на Храм. Перед выходом Юродивый обычно читал молитву:

– О Царица Преблагая Небесная и Солнышко моё, Защитница моя, Покровительница, Твоими молитвами, молитвами Архангелов, Ангелов и Божиих Угодников обо мне, молитвами моей Матушки, и сына Серёженьки, и всех, кто любит меня и кто молится за меня на небе и на земле, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня и, если хочешь, очисти грехи мои тяжкие! Благослови на день грядущий, Боже, и не дай согрешить мне, обидеть кого, убить или украсть, осудить и неправду сказать.

Юродивый неторопливо шёл по улице с церковным ящичком, собирал милость, но у кафе увидел Поэта, который отчаянно дрался с Жиголо (насмерть) и дико ругался:

– А-а-ах, сука! Убью, я убью тебя, Жиголо! На! Блядь, кровопийца! На, получи! Урод! Выбью все зубы. И чтобы больше не видел тебя в Тарусе! Даже близко не появляйся!

Поэт жёстко дрался с Жиголо, люто бились они! А поскольку Поэт был сильнее, то быстро смог повалить Жиголо на землю, и хотел уже ногами его добить. Но тут Юродивый обхватил Поэта сзади и железными руками стал оттаскивать друга от Жиголо.

– Люди, я держу Поэта! Уведите Жиголо. А иначе Поэт убьёт его! Убьёт же.

Поэт успел сильно пнуть Жиголо, страшно ругался на него матом, угрожал убить его и кричал:

– Эй! Оставь, Жиголо, мать Лисёнка! Верни ей деньги! Оставь её, хватит, нажился, ублюдок! Убирайся отсюда… Да отпусти ты меня, Юродивый! Дай, дай я убью эту мразь!

Юродивый оттащил Поэта подальше и крепко держал его:

– Ты чума! Поэт, оставь его живым! Оставь же! Не бери грех на душу, я твои грехи возьму на себя. Жиголо пусть уезжает!.. Эй, Жиголо, убирайся! Быстрее! Он же убьёт тебя!

Жиголо, ещё на земле, достал из кармана нож-бабочку, встал весь в крови на ноги, не веря своему счастью, шатаясь и пятясь, с разбитым лицом, оборачиваясь, держа нож, дошёл до своей дорогой красивой машины, высморкал кровь, погрозил Поэту ножом и быстро уехал.

Юродивый разжал руки, а Поэт закричал на него:

– Зачем ты меня держал?! Зачем! Убить его мало! Кредиты на баб оформил и не отдал! (Далее грязно матом.) Сука, Жиголо, сутенёр! Кровопийца! Убивать таких надо!

Поэт психовал, сильно ругаясь, обиженно оттолкнул Юродивого и быстро ушёл. Юродивый упал от толчка, укоризненно посмотрел другу вслед и прошептал:

– Надо наказывать, но нельзя убивать! Так сказано в книгах, Поэт, великими старцами. И ещё сказано: «Вдруг через год грешник раскается, омоется слезами, и уйдёт в монастырь, и будет грехи искупать». Но если надо, брат, Юродивый твои грехи возьмёт на себя, вот ты, друг, увидишь – я накажу его сам, я поломаю его!

Юродивый хотел ещё что-то сказать, но вдруг почувствовал дикую боль в голове (так часто бывало). В голове его была жидкая опухоль (киста) от страшной аварии, она давала о себе знать, реагировала на погоду, атмосферное давление, ветер и ещё непонятно на что, и сейчас опять разболелась. А Жиголо был кузеном Юродивого, но Юродивый об этом молчал. Когда-то они были из одного клана, бандитами, но их пути давно разошлись, и Юродивый давно не бандит – он был на светлой, на другой, стороне.

Юродивый, обхватил голову руками, с трудом дошёл до дома и слёг на кровать. Он лежал в бреду два дня и тяжко стонал. Боли были дикие, уколы не помогали. Превозмогая боль, Юродивый с трудом садился на постель и шептал:

– Царица Небесная, яркое солнышко, позови Поэта на помощь мне.

В маленьком доме у Юродивого была большая библиотека из старых православных изданий, которые свозили ему изо всех лавок. Были ещё кухня и комната, а в комнате – стол, три стула, три книжных шкафа, кровать, фотографии его и Серёжи, погибшей жены, стареньких мамы и папы, старые бумажные иконы на стенах. Наконец хлопнула входная дверь – пришёл Поэт и упал на колени перед кроватью Юродивого:

– Прости меня, брат! Прости, братка, что оттолкнул тебя и накричал! Прости меня!

– Мм-м, голова болит, раскалывается, – держа руками голову, с трудом промычал Юродивый.

– А? Сейчас кофейку тебе сделаю! Вижу, всё лицо отекло.

Поэт сварил кофе, дал ему отстояться, а затем силой разжал руки Юродивого и взял голову больного в свои ладони. Посмотрел с жалостью на друга, на закрытые глаза его и, держа голову Юродивого, долго молился о нём. И как только стало получше и Юродивый открыл глаза, Поэт повесил на него ящик для подаяний, подал чашку кофе и строго сказал:

– Кофе! Выпей, брат, кофейку и вставай, и иди, брат, иди!

– Мм-м (Юродивый выпил кофе), мм-м, не мо-гуууу я, болит. Ох-ох-ох, тяжело! Мм-м, – замычал отрицательно Юродивый.

– Иди! Можешь – иди, разгоняй метаболизм! Иди собирать и Богу молись!

– Я тут прилягу, тут, пусть кофе всосётся.

Поэт закричал:

– Нельзя ни лежать, ни сидеть! Будет инсульт! Парализует, а боль не пройдёт. Давай-давай, двигайся! Двигайся, больше ходи, иначе конец тебе, Юродивый, брат! Ходи-ходи, больше ходи, постоянно молись! Иначе помрёшь, парализует тебя!

Юродивый, в трусах и с ящиком на шее, сел на кровати и с трудом надел джинсы. И всё. Он еле сидел. Слёзы отчаяния появились на его ресницах. Он плакал от нестерпимой боли, морщился и скрипел зубами… Тогда Поэт принёс к кровати его ботинки, дублёнку и свитер, но Юродивый всё мычал:

– Болит! Не могу я терпеть.