Лев Пучков - Дикая степь

— Этот Болдырев приехал не один, — пояснил Кириллов. — А с неким Баклановым — кстати, тезкой бывшего тутошнего МВД.

— А связь?

— С МВД — никакой. Просто однофамильцы. А с Болдыревым — самая непосредственная. Компаньон, друг, боевой брат.

— Боевой? — заинтересовался Тимофей Христофорович.

— Ага, боевой. Хлопцы с прошлым. Оба — некогда офицеры спецназа. Прошли кучу локальных войн, остались живы, заработали капитал. Принимали живейшее участие в прогремевшем на всю Россию “бархатном” перевороте в Новотопчинске.

— Погоди, погоди… Это в девяносто шестом, что ли? Когда там всю верхушку вкупе с губернатором упразднили?

— Именно, — подтвердил Кириллов. — На обоих имеются по нескольку уголовных дел, прекращенных за отсутствием то ли состава, то ли события… а после того “бархатного” переворота парни крепко приподнялись и теперь числятся в шишках у себя в области. Вот данные.

Шепелев забрал листок, пробежал строчки глазами, хмыкнул. Однако! Как тут все к месту!

— Вопрос, — насладившись произведенным впечатлением, спросил Кириллов.

— Слушаю.

— Эти ребятки… Мы их отрабатываем на причастностьпо рабочей легенде или это… гхм… по твоей линии?

— Мотивационная подоплека вопроса?

— Никакой подоплеки. Биографии больно занимательные у ребят.

— Ответ: к легенде они никакого отношения не имеют. Это — мое.

— Понял. Еще вопрос?

— Извольте, коллега.

— Трупики в Дагестане. И этот Посвященный… А?

— Трупы — это еще разобраться надо. А Посвященный — мое. Еще вопросы?

— Вопросов нет. Есть пожелание.

— С удовольствием выслушаю.

— Мне ваше удовольствие без надобности, — обозначил некоторую независимость Кириллов. — А впредь, если чего надо… поконкретнее задачу ставь. Чтобы, значит…

— Могу совсем конкретно. — Шепелев заговорщицки подмигнул. — Хочешь — в двух словах…

— Мы договорились — твоя миссия меня не касается, — торопливо перебил Кириллов. — Ты мне враг? Ты про Шарикова< Здесь — полиграф (так называемый “детектор лжи”) (проф. жарг.). >, случаем, не забыл?

— Хорошо, не буду, — успокоил Тимофей Христофорович. — Но как тогда насчет “поконкретнее”?

— Конкретнее ставь задачу по информобеспечению, — пояснил Кириллов. — Хоть намеком направление обозначай. Чтобы не грести все подряд, наобум, додумывая, что именно тебе может пригодится, а… эм-м… трудиться в более узком секторе. Это допустимо?

— Договорились, — пообещал Шепелев. — Я продумаю этот вопрос.

— Ну вот и отлично. Так мы на передачу идем?

— Обязательно. Надо посмотреть на ребят с интересным прошлым.

— Тогда тебе надо самую малость отдохнуть, — высказал рекомендацию Кириллов. — А то вид не совсем свежий. Поспи до одиннадцати, разбужу. А сам пока рутиной займусь…

Идея насчет отдыха была весьма актуальной, но сиюминутному воплощению в жизнь не подлежала. Поворочавшись минут десять на свежих простынях, Тимофей Христофорович прислушался к процессам в черепе и понял: дабы некоторым образом утихомирить состояние приподнятости и приятного возбуждения, где-то даже граничащего с эйфорией, необходимо разгрести хаотичное нагромождение поступивших за последние сутки информационных фрагментов, рассортировать по категориям и сложить из них аккуратный штабелек где-нибудь в уголке. А потом чуть отойти, бесстрастно полюбоваться на упорядоченное скопище и определиться, что же с ним можно сделать. В общем, отпихнуть эйфорию в сторону, произвести поверхностный анализ и реально определить практическую ценность всего этого нагромождения. А после этого можно и поспать.

Взяв лист бумаги и карандаш, Тимофей Христофорович подсел к столу и принялся вырисовывать почти правильные геометрические фигуры, делая в них одному ему понятные пометки.

Треугольник вверху.

Поводы для оптимизма. Перелопатил все, что можно, — нет более упоминаний о таинственном караване с сокровищами, равно как и о сексоте Демьяне Пузо. Вообще, кроме того доноса, странным образом сохранившегося в папке особого доступа, нет никаких свидетельств ни о самом кладе, ни о его дальнейшей судьбе. И это хорошо. Это просто прекрасно!

Чего тут прекрасного, спросите вы? Да пожалуйста: прекрасно то, что ситуация вполне определенная. То есть клад либо нашли, либо он до сих пор находится там, куда его поместили. В процентном соотношении — пятьдесят на пятьдесят. Взяли — не взяли, в равновероятной пропорции.

Вот это как раз и хорошо. Любой искатель кладов, не владеющий информацией о предмете поиска и просто наобум ковыряющий древние курганы в исторических местах, будет несказанно рад даже такой пропорции, как один к ста. Это же целый процент! Спросите кого-нибудь из “черных” археологов, каков процент обнаружения чего-то сколько-нибудь ценного в тех местах, где они усердно изображают кротов. Они вам скажут — в общем-то шанс невелик, примерно один на тысячу.

А скажите, археологи не белые, как насчет клада такого формата, что указан в доносе Пуза?! Затылок почешут, устремят мечтательный взгляд ввысь и с ноткой сожаления резюмируют: ну, наверно, один на миллион.

Наверно? Да, наверно. Потому что ничего подобного пока что никто не находил. В нашей стране, по крайней мере, точно не находили…

Так что согласитесь: фифти-фифти — это очень даже неслабо. Это просто подарок Судьбы…

Чуть ниже — прямоугольник.

Район поисков — равнина с курганами. То, что район именно тот, — вне всякого сомнения. Следуя информации из доноса, караван прибыл груженым, убыл налегке, по времени пребывания все сходится. Ситуация на сегодняшний день: район обширный, безадресное ковыряние энтузиастов результата не имело, можно надеяться, что клад до сих пор на месте.

Вопрос: на каком месте?

Хороший вопрос. Ответа пока нет. Но есть здоровый охотничий азарт и заметное переотождествление. Если помните, ранее Тимофей Христофорович всегда сравнивал себя с рабочим муравьем, неторопливо ползущим к своей цели. Сейчас глава комиссии видел себя этакой матерой охотничьей собакой, уверенно идущей по отчетливо обоняемому ею следу. Уместно было бы добавить, что собака эта не просто так погулять выбежала, а вся из себя норная — как раз по специфике задач.

Побродив у курганов, Шепелев таки разобрался в невнятном шепоте своей интуиции. “Верной дорогой прете, батенька! — вот что она шептала себе под нос. — Лопатку вам в руки, попутного ветра в спину, и — идите. Идите, идите…”

Под прямоугольником — объемная фигура. Пирамида с ретушированными гранями.

Пирамида сия может с полным правом именоваться краеугольным камнем всего мероприятия, и имя ей: более-менее точные координаты. Так, самая малость — подробности, уточнения, некий знак из глубины веков, переданный по какому-нибудь типу принадлежности. Например, по… праву наследования.