Шэрон Болтон - Маленькая черная ложь

Пробормотав все, что положено в такой ситуации – пусть обращаются, если потребуется помощь, – я уезжаю. Куини прыгает в машину, и я еду к своему дому на западной стороне полуострова Кейп-Пемброк, крошечному выступу суши между гаванями Стэнли, внешней и внутренней, и самим океаном.

Я не думаю о пропавшем ребенке. Вернее, думаю, но лишь в том смысле, как это отразится на мне. Если судам запретят покидать порт, если их будут обыскивать, прежде чем выпустить из гавани, все мои планы пойдут прахом. Осталось два с половиной дня. А прошло около шести часов. Ребенка должны уже найти.

Дорога домой, которую я выбираю, не самая короткая. В те ночи, когда черный туман в голове сгущается, что-то заставляет меня ехать к дому Гримвудов. Меня тянет сюда только ночью, когда почти нет шансов увидеть кого-то из хозяев. Сегодня я огибаю восточную оконечность естественной гавани Стэнли и еду к большому дому с переливчатой синей крышей и фасадом, обращенным к востоку, на Сёрф-Бэй. За последним поворотом сбрасываю скорость – и теперь могу рассмотреть беленые стены, черные окна и невысокую зеленую изгородь из можжевельника, в это время года усыпанную желтыми цветками. По обе стороны от низкой деревянной калитки висят тыквенные фонарики, и по замысловатой, аккуратной резьбе я узнаю работу их дедушки. Однажды он вы́резал фонари из тыкв и для моих детей.

В доме кто-то не спит. Я вижу свет в окне второго этажа. Комната Питера. Я никогда не видела Питера, младшего ребенка Гримвудов. Последние два с половиной года он жил только в моем воображении. Я представляю светловолосого мальчика, худого, с овальным лицом – таким же, как два его брата в этом возрасте. Тоже с ярко-синими глазами, унаследованными от матери.

Я не была в доме Рейчел несколько лет – по крайней мере, после рождения Питера, – но знаю его не хуже собственного. Питер проснулся ночью, и она сейчас с ним – обнимает, укачивает. Вдыхает запах его волос, чувствует, как дрожит его маленькое тельце, радуется своей способности осушить его слезы. В этот момент ненависть к ней настолько сильна, что я могу только нажать на педаль газа и ехать дальше.

Да, думаю я, убить Рейчел будет легко.

Рывком распахнув входную дверь, я мгновенно чувствую: что-то не так. Атмосфера в доме неуловимо изменилась – в ней появились запахи, отголоски смеха. Едва заметные, но верные признаки. Они опять здесь.

Аккуратно закрываю за собой дверь и оглядываюсь. Ни светящихся в темноте глаз, ни маленьких силуэтов, прячущихся по углам среди густых теней. Ничего. Медленно обойдя большую комнату со старинной мебелью, выглядываю в коридор. Меня охватывает смесь опасения и радостного ожидания. Странное это желание – потребность увидеть мертвых…

Мальчики преследуют меня все три года, прошедшие после их смерти. Что я имею в виду? Точно не знаю. Я ученая и скорее поверю в инопланетян, чем в призраков, но через несколько дней после автомобильной аварии их присутствие в доме стало более реальным, более убедительным, чем присутствие мужа или любого человека из толпы сочувствующих, периодически появлявшегося на пороге.

Реальные люди уходили, а мальчики оставались, появляясь в моей жизни и исчезая если не с регулярностью, то с непреложностью приливов и отливов. Причем в те моменты, когда я меньше всего этого ждала, – тени за шторами, очертания маленьких тел под лоскутными одеялами на кроватях, постельное белье с которых я до сих пор не могу заставить себя снять. Голоса, иногда со смехом замышляющие проказы, но чаще ссорящиеся, смешиваются со звуками телевизора или радио. Или запах. Терпкий яблочный аромат, исходящий от волос Кита на следующий день после мытья. Резкий запах кроссовок Нэда, когда кто-нибудь оставляет открытой тумбу для обуви.

Они не сидят на нижних ступенях лестницы и не свернулись калачиком на диване, глядя в пустой экран телевизора. Это хорошо – мне не нравится, когда они так делают. Я поднимаюсь наверх. Калитка на лестнице – мы так и не убрали ее – заперта. Неужели это я заперла? Зачем?

У меня редко возникает подозрение, что мальчики как-то воздействуют на материальный мир. Возможно, одна из игрушек слегка сдвинулась в сторону. Или на одной из кроватей появилась вмятина. Хотя, конечно, это могла сделать собака…

Куини сидит внизу у кухонной двери и скулит – как всегда, когда приходят мальчики. Я понятия не имею, чувствует ли она их присутствие или просто не любит, когда у меня такое настроение, но их визиты буквально сводят ее с ума. Жаль. Она их тоже любила, но домашние животные не могут чувствовать то же, что и мать. Так мне кажется.

Я уверена, что найду их в спальне Нэда, свернувшихся калачиком и прижавшихся друг к другу, словно пара щенков, но, открыв дверь, вижу лишь большого плюшевого медведя, вытянувшегося на кровати. В комнате Кита тоже никого. Мои движения ускорились. Я уговариваю себя не торопиться, но мной овладевает паника матери, которая не может найти своих детей. Даже мертвых. Моя спальня тоже пуста. По крайней мере, на первый взгляд.

Они прячутся.

Мне это не нравится, но прятки были их любимой игрой еще при жизни, и они до сих пор играют со мной. Я снова обыскиваю дом, на этот раз более тщательно, и грозовая туча в моей голове сгущается. Открываю дверцы гардероба, отдергиваю занавеску в душе, заглядываю под кровать в спальне для гостей. Честно говоря, эта игра меня всегда нервировала, даже когда я знала, что в конечном счете найду два теплых, сильных тела.

Возвращаюсь вниз. Они могут быть только снаружи. Открываю заднюю дверь, и в дом врывается ветер, словно он, притаившись, ждал этой возможности.

На улице их тоже нет. Я чувствую, как они ускользают. Свист ветра перекрывают два звука, исполненные невыразимого горя. Один издает Куини, другой – я.

– Нэд! Кит!

Их нет. Несколькими минутами ранее я нисколько не сомневалась в присутствии мальчиков, но теперь точно знаю: их нет.

Тьма почти полностью заполонила мою голову. Я снова наверху, в маленьком продолжении своей спальни, которое исполняет роль кабинета. Опускаюсь на колени перед письменным столом, нащупываю выдвижной ящик, который всегда держу запертым. Нахожу то, что искала. Я слежу за тем, чтобы он не затупился.

Внизу Куини начинает выть.

Через некоторое время туман в голове рассеивается. Я с трудом поднимаюсь с ковра и тащусь к офисному стулу. Левая ладонь кровоточит. Наконечник гарпуна возвращается на свое место в ящике стола. У моих ног валяется многократно проткнутая и искромсанная фотография Рейчел.

Наклонившись, я поднимаю обрывки и бросаю в корзину для мусора. У меня есть другие копии снимка – для следующего раза.