Виталий Прядеин - 35 мм

— Все патроны извёл, — выдохнул Игорь, — вот это трофей. Никогда такого не валил, ещё и из пистолета.

— Я, наверное, обделался, — сказал и попытался встать, но ноги не слушались, стали ватные.

— Да я сам не знаю, как это получилось, думал, конец нам, задерёт насмерть, – ответил Игорь.

— На этот раз повезло, — выдохнул я.

В эту минуту мне показалось, что я все же не прогадал, когда взял с собой этого Парня, как-никак, он сейчас спас мне жизнь. Мы решили переночевать в амбаре, не идти дальше, а то хватит на сегодня приключений. Развели костер, Игорь достал бутылку водки, кажется, он нашел это сокровище в каком-то из домов. Странно, что ее оставили, ведь в нынешних условиях водка – это не только спиртное, но еще и полноценная валюта, даже покруче доллара (которым сейчас только подтереться).

— Будешь? — протянул он мне бутылку.

— Давай, меня до сих пор трясет, — ответил я, взял бутылку, плеснул ее содержимое в свой стакан и опрокинул в себя, не морщась.

— Успокой нервы, это помогает, — кивнул Игорь и последовал моему примеру, закусив тушенкой.

От водки я быстро захмелел и расслабился, тревога начала понемногу спадать, дрожь в теле тоже. Организм перенапрягся и требовал отдыха.

— Горячего хочется, щас бы воды немного, можно было бы суп сварганить да поесть по-человечески, — протянул Игорь.

Его голос звучал эхом, веки мои становились тяжелыми. Я даже не заметил, как отключился.

***

Помню, как все начиналось, и болезнь эта экзотическая, лихорадка. Я же ведь тоже заболел. Состояние ужасное, жар, голова ничего не соображает, жуткий кашель. Меня эпидемия застала во время работы вахтовым методом, я же был главным инженером на строительном объекте. На работе один прораб начал кашлять, а затем как-то незаметно слегли все работяги, и я в том числе. Помню инфекционку, туда всех гнали: жуткие очереди, духота, кругом крики, вопли, какой-то мужик сидел и вытирал испарину с лица. Я был весь мокрый и не чувствовал своих ног, медсестра бегала вокруг, ставили какие-то капельницы. Врачи сами, похоже, не знали, что делать, многие из них потом умерли от лихорадки, пытаясь спасти людей. Болезнь пришла откуда-то с Востока, как чума, но это было пострашнее чумы, ведь даже современная медицина оказалась бессильна под её натиском.

— Смотрите сюда, — говорила медсестра и светила фонариком мне в глаза, — как вы себя чувствуете?

— Хреново, легкие словно стеклом набиты, — хриплым голосом сказал я, затем закашлялся и сплюнул кроваво-желтую слизь в тазик, стоящий рядом.

На соседней койке бился в конвульсиях какой-то молодой парень, его держали двое врачей, не знали, как успокоить. В воздухе витала смерть, казалось, я чувствовал её ледяное дыхание, она была совсем рядом. Звуки искажались, все было как в тумане. Сознание то уплывало куда-то, то снова возвращалось ненадолго.

— Я вам пропишу другие антибиотики, эти не справляются, — говорил доктор, осматривая меня.

– Спасибо, док, за то, что бьетесь, — сказал я.

Его лица не было видно из-за маски, но, судя по глазам, он улыбнулся. Через неделю этот доктор сам умер от лихорадки.

Ещё помню звук этого кашля, он навсегда впился в мою память, этот жуткий, раздирающий глотку мокрый кашель, который звучал отовсюду. Некоторые кашляли так сильно, что казалось, вот-вот выплюнут собственные лёгкие.

Следующие несколько дней я провел словно в бреду. Температура не спадала, болезнь прогрессировала и, похоже, не собиралась отступать. Моя палата опустела, всех соседей увезли в морг. Я каждый раз провожал их глазами и думал, что, скорее всего, скоро и меня так же повезут. Рядом с моей кроватью стоял радиоприемник, который сутками передавал, словно фронтовые сводки, новости в мире. Стандартное сообщение, которое можно было услышать? звучало следующим образом:

«К нам продолжают поступать многочисленные сообщения… (прерывание сигнала) … По последним данным… На трассах из города образованы многокилометровые пробки… (прерывание сигнала) … Люди пытаются минимизировать контакт… с окружающими… (прерывание сигнала) … Местные власти делают все возможное для нормализации ситуации. Как нам известно, большинство районных больниц уже переполнено, а оставшиеся места не так просто заполучить. Впрочем, положительной динамики от лечения пока не наблюдается. Волонтеры, в свою очередь, рекомендуют запастись провизией и по возможности, не выходить из своих домов. Заметив первые симптомы заболевания, следует ограничить общение с близкими людьми до уточнения диагноза. Мы будем продолжать вещание, чтобы поддерживать вас в курсе событий.»

В конце концов я устал слушать это и выключил приёмник. В палате я остался один, но все ещё был жив, все ещё дышал. В одном из шкафчиков у кровати моего соседа, которого недавно увезли в холодильник, я нашел его дневник:

«Сегодня 5-й день с момента госпитализации. Палаты уже переполнены больными. Судя по суете и беспорядочным действиям врачей, они в панике и сами не знают, что делать. Носят респираторы, а кто-то даже противогазы. Выдают какие-то лекарства, да только пользы от них не ощущается. Процедуры никакие не проводят, половина медицинских аппаратов не работает, видимо, все разворовали давно и обновить не смогли, как у нас это обычно принято. С родными общаться не дают, информацией никакой не делятся… Поговаривают, что эпидемия разгорелась не только в нашем городе, более того – не только в нашей стране… Жутко хочется курить, а врачи не выпускают на улицу, приходится находиться в этом пердеже вместе со всеми остальными. Все это напоминает какой-то зал ожидания. Мы здесь как в клетке, нас здесь держат так, будто все мы уже покойники, просто ещё не знаем об этом»

А это, видимо, продолжение, написано спустя несколько дней:

« Все болит, кровоточит, порой хочется себе вены перегрызть и завершить эти страдания, но я стараюсь держаться, глядишь, повезет. Поговаривают, кто-то на последней стадии неожиданно вылечивается. Что-то переключается в организме, и он сам начинает с недугом бороться. Главное – духом не падать…»

У другого, уже нынешнего покойничка, нашёл такие записи:

«Привезли сюда 3 дня назад. Страшно… Повсюду жуткий гнилостный запах, видимо, в этих стенах уже немало душ покинули наш грешный мир. Стараюсь сохранять оптимизм, но улучшений пока не наблюдается. Тяжело думать о смерти, сложно представить, что в какой-то момент ты перестанешь ощущать, видеть сны, мыслить… Ведь мы всегда были способны к этому, мир существует для нас только благодаря возможности его ощущать. В такие моменты помогает только вера во что-то высшее. Вера в то, что после этой жизни следует какая-то другая… Хотя атеистом быть тяжело, ибо поверить в такое непросто. Что ж, как помрем – там и посмотрим…»