Лана Земницкая - Пациент #666

– Мне сообщат о пациентах, к которым я должна быть особенно внимательна? – наконец, поняв, о чём идёт речь, спросила Хлоя, стараясь выглядеть абсолютно спокойной. Улыбка Карен стала менее хищной.

– Разумеется, доктор. Все данные уже у вас на столе.

– Я свободна?

– Да. Можете идти, – женщина отпустила руку Хлои и склонилась над своими записями. Харрис, коротко попрощавшись, покинула её кабинет и вернулась в свой.

Там она прислонилась спиной к двери и тихо выдохнула. Сердце у неё колотилось где-то в горле, не от страха – от прилива адреналина, из-за которого хотелось прямо сейчас побежать обратно и прижать новую начальницу к стенке, заставить рассказать всё. Не понять, что тут происходит, было теперь невозможно. Всё стало ясно – Карен говорила о тех, кого насильно держали в психбольнице за деньги. Хлоя слышала о таком, но не думала, что столкнётся с этим сама. Тем не менее, сейчас всё становилось на свои места – то, что ответы Сэма показались ей заученными, его страх перед чем-то ей неизвестным, его поведение и та пауза перед тем, как он назвал наконец своё имя – вряд ли настоящее. Все попытки побега и нападения на санитаров тоже обрели смысл.

Харрис скользила взглядом по помещению. Когда он остановился на столе, она вздрогнула, увидев, что на клавиатуру кто-то приклеил маленький листок. Вспомнились слова начальницы – «все данные уже у вас на столе». Очевидно, это были список «особых пациентов» – тех, кто никогда не должен был покинуть стены этой клиники. Хлоя, взяв себя в руки, подошла к рабочему месту и села за стол. На бумажке было выведено несколько цифр, составляющих всего одно число – шестьсот шестьдесят шесть.

Харрис опустила веки, глубоко вздыхая. Сжала в кармане помятые стикеры – повезло, что ей не пришло в голову выкинуть их в урну, ведь её кабинет наверняка обыскали. Так – ей нужно взять себя в руки и что-то придумать. Если этот Сэм действительно нормальный, адекватный человек, она просто обязана ему помочь – только пока неизвестно, как.

Так что Хлоя пока что взялась за работу. Её ждали другие пациенты – действительно потерявшие рассудок, в отличие от Эллиса – или как там его на самом деле звали…

Ближе к вечеру звякнул телефон. Отправив последнего пациента обратно в палату, Хлоя на автомате взяла мобильник в руки и взглянула на экран – пришло сообщение от Эммы. Харрис уже и забыла о собственной просьбе – а вот её подруга, похоже, зря времени не теряла.

Хлоя открыла присланный файл. Всё внутри мучительно сжалось, когда она начала читать.

Стало понятно, откуда она знала эту странную фамилию. Годфри Эосфор – известный политик и бизнесмен, которому так или иначе принадлежала добрая треть, если не почти половина предприятий в Лос-Анджелесе. Эмма постаралась на славу, откопав и газетные статьи, и вырезки из Википедии. Местами куски текста были украшены её собственными комментариями. Из них Харрис стало известно, например, что информацию о наличии одного своего сына многодетный отец Годфри потребовал удалить почти со всех доступных источников. Остались лишь очень старые независимые сайты и электронные архивы печатных изданий.

Сэмюэль Лукас Эосфор был одним из старших детей. Хлоя полистала найденные Эммой фотографии, и почти сразу узнала на них своего пациента. Правда, сейчас парень выглядел практически истощённым, очень бледным, и явно потерявшим надежду. На фотографиях же он был жизнерадостным, загорелым, светился изнутри улыбкой. Он и правда был музыкантом – талантливым пианистом и гитаристом. У него даже был собственный клуб – пару раз, ещё до отправления на службу, Харрис туда приходила со знакомыми. Смутно мелькнуло что-то в памяти – может, она и с Лукасом когда-то встречалась? Если он являлся хозяином клуба, то наверняка часто там бывал во время вечеринок. Теперь же клуб был отдан одной из его бывших подружек со странным именем – Мойра Доу. Эмма писала, что она могла быть его телохранителем, но Хлоя в это особо не верила – на фотографии смуглая девушка казалась совсем невысокой, едва ли достающей до плеча своему «боссу». Вероятнее всего, они встречались, а может, и жили вместе – собственно, потому их и часто видели вдвоём.

В середине 2017 года кристально чистая история жизни Лукаса приобрела мутный оттенок. Эмма смогла найти информацию о том, что парень, по словам семьи и явно проплаченных журналистов, начал вести себя странно, попытался украсть у отца какие-то бумаги, начал срывать ему интервью, выкрикивая что-то. Харрис сверилась с его медкартой – верно, парня поместили сюда ещё через полгода, когда семья «вовремя заметила тревожные признаки расстройства личности». Сначала он просто приезжал на ежемесячные осмотры, но в декабре, год назад, его полностью сбагрили в больницу. Хлоя точно не знала, но могла бы поклясться, что именно тогда Карен Леонард и заступила на пост главного врача.

Поведение Лукаса теперь казалось даже более нормальным, чем её собственное. Парень просто боялся – видимо, ему ничего не говорили после смены врача. Он думал, что девушку проинструктировали до того, как она с ним встретилась, и не мог понять, почему новый доктор так добра к нему. Он ждал прежнего отношения, и не понимал очевидно неуместных вопросов, на которые не мог ответить честно. Харрис прищурилась, вспоминая его речь – после каждой лжи парень морщился, словно она причиняла ему боль.

Наверняка Лукас подумал, что этот разговор был тестом. Решил, что его проверяют – попытается ли он бежать, или попросить помощи у нового доктора, который будет к нему хорошо относиться. Хлою даже передёрнуло от отвращения – насколько же измучен и запуган был парень, если он четырежды попытался покончить с собой?..

Она взглянула на часы. До конца рабочего дня ещё официально оставалось время, но все пациенты уже были осмотрены. Решив, что так она не нарушит приказа главврача, девушка вышла из кабинета, погасила свет и направилась в другое крыло – туда, где находились палаты. Она хотела ещё раз увидеть Лукаса и поговорить с ним. Желательно – без лишних ушей. Харрис знала, что за ним круглосуточно наблюдают, но вполне могла потребовать, чтобы охрана отключила камеры на время их беседы. Это противоречило правилам, но, если врач был уверен в необходимости личного разговора, ему могли пойти навстречу.

Именно так Хлоя и поступила.

Она тихо вошла в палату. Честно говоря, она видела комнаты в общежитии, что были обставлены куда хуже этой палаты – похоже, богатый отец всё-таки не хотел, чтобы его сын находился в тёмной и тесной камере, похожей на тюремную. Последний издевательский подарок жестокого родителя – позолота на клетке.

Охранник прикрыл за ней дверь. Это был уже другой мужчина, не тот широкоплечий увалень, что жестоко выворачивал Лукасу руку. Невысокий, пожилой, больше похожий на мирного ночного сторожа, нежели на охранника в психбольнице. Впечатление не обмануло девушку – он отвечал только за камеры наблюдения и ключи от палат, а двое крепких молодых парней заняли свои места у закрытой за спиной Хлои двери, о чём мужчина шёпотом сообщил ей.