Василий Боярков - Напросились: Она идет убивать

К пострадавшей проститутке к этому мгновению «вернулось» сознание, и, присев на кушетке, она наблюдала, как за нее отчаянно бьется совершенно неизвестный ей молодой, но уже очень умелый мужчина.

Тот же своим чередом, продолжая проведение начатого приема, перехватил обидчика левой рукой за запястье и, помогая ей правой, довел кисть на излом, ослабляя тем самым хватку; падающее оружие было остановлено носком правой ноги и приподнято кверху, где перехвачено основной, преобладавшей, рукой; левая в тот же самый момент выпрямленными пальцами била в сонную артерию «развоевавшегося» обидчика; движение было отточенным и неоднократно применялось на практике, поэтому не вызывает сомнений тот факт, что произведено оно было мастерски, своевременно устранив главную силу этой, как следует понимать, не в меру «раздухарившейся» братии; молодой человек, теряя сознание, медленно опустился вниз, растянувшись в своем дорогом костюме прямиком на грязном асфальте.

Потеряв своего предводителя, недавно такие агрессивные, теперь молодчики приуныли. Решив воспользоваться их замешательством, офицер снова промолвил:

– Еще раз предлагаю всем разойтись и дать нам с этой девушкой спокойно уйти, – сказал он и, указывая на лежащих, добавил: – Как изволите видеть – я свое слово держу.

Мария смотрела на своего избавителя поистине восхищенным взглядом, он же в свою очередь также краем глаза успел заметить, что девушка в салоне очнулась; столь весомое обстоятельство значительно облегчало покидание места конфликта, ведь в противном случае ее пришлось бы выносить из ожесточенного боя практически на руках.

Преступные же элементы испытывали чувства совсем не такие, какие были у Вихревой, впечатленной от действий невольно появившегося спасителя; они все, вместе взятые, прекрасно понимали, что если отпустят отсюда этих людей, скажем так, «живыми», не избитыми до беспамятства, то их «командир», как только очнется и узнает о таком коварном предательстве, сам учинит в отношении них расправу, а зная методы его достопочтенного «папеньки», никто из обкуренных «отморозков» даже и в мыслях не допускал, чтобы испытывать на себе всю силу беспощадного гнева как сынка, так в точности и родителя. Наверное, по этой причине насильники и посчитали, что лучше оказать сопротивление никому неизвестным чужим, чем потом, так или иначе, но все равно получать взбучку, причем более жестокую, да и притом, что называется, от своих.

Ничего не отвечая на призыв военного, все десять человек, разорвав воздух криками и улюлюканьем, бросились в бой; однако нападать всем вместе не получалось, так как опытный боец-спецназовец занял выгодную позицию возле фургона, не позволяющую приблизиться к нему сразу всем общим скопом, в том числе и действуя сзади.

Первый нападающий принял на свое лицо закругленный, и более толстый, конец биты резким тычком, вследствие чего тут же лишился сознания, которое словно бы вылетело из этого бренного тела; второй, рвавшийся с ним практически одновре́менно, испытал на прочность свою переносицу, но уже от тонкого конца, «проверенную» резким, доводящим ударом… сыпались ли у него из глаз искры? Скорее всего, да, так как обхватив лицо руками и согнув книзу тело, он отбежал в сторону, присел у ближайшего многоэтажного дома, где одновременно стал обливаться и слезами, и кровью.

Третий появился несколько неожиданно: Ковров лишь краем глаза уловил движение сбоку, но тем не менее безошибочно определил, что в его голову летит огромный, ни с чем не сравнимый, кулак; уклоняясь от попадания, он присел, одновременно выставляя в бок сустав с согнутым локтем; громкий болевой крик возвестил, что произошло попадание в пах неприятеля, на какое-то время отбив у него желание вообще с кем-либо драться… а к одинокому бойцу рвался уже четвертый; «спружинив» на обеих ногах, Иван подпрыгнул высоко кверху и, крепко держа биту руками, центр ее «познакомил» с подбородком очередного настойчивого «мерзавца»; этот проверенный и достаточно болевой прием надолго вывел следующего недруга из этого чрезвычайно затянувшегося сражения.

На какое-то время перед офицером образовалось достаточное расстояние, позволявшее ему произвести несколько маховых, в то же время пустых, ударов по воздуху, отгоняя от себя шестерых оставшихся «полу-придурков», «полу-бандитов», «полу-бездельников». Воспользовавшись небольшой передышкой, он остановился, чтобы перевести разгорячившийся дух и определиться с дальнейшими действиями.

Мария в это время, сняв с себя порванные колготки, нашла в салоне металлическую полудюймовую трубку, имевшую размер чуть менее метра, на удивление ловко выпрыгнула наружу и, встав рядом со своим невольным защитником, приготовилась вместе с ним продолжать ожесточенное, боевое сопротивление. Спецназовец осмотрел внезапно пришедшую ему на подмогу помощницу, недоверчиво ухмыльнулся, но ничего не сказал, предоставив случаю самому рассудить, какой из этого выйдет в ближайшем будущем толк.

В тот же миг шестерка бешенных «отморозков» бросилась на обоих отважных героев. Одного взяла на себя Вихрева; неумело махая своим орудием, она все-таки умудрилась попасть ему по рукам; тот взвыл от боли, предоставив девушке возможность ударить его и по голове; ну, а когда он согнул уже корпус, обхватив поврежденную голову своими ладонями, путана принялась многочисленно и безостановочно колотить его по спине, пока он не упал, но и там она, все более распаляясь, никак не могла прекратить его избивать, продолжая уже ногами остервенело и безжалостно пинать поверженную только что жертву, безвольную и не представляющую уже никакой опасности; однако – сами виноваты! – у нее случилась истерика, наконец-то нашедшая вполне обоснованный выход.

Спецназовец в то же самое время с легкостью расправился с остальными подростками: одному перебил кадык, второму плечи, третьему ключицу, четвертого попросту отправил в нокаут ударом в голову, пятому же, недолго думая, сломал оба бедра, затем всем, кто был еще в «памяти», он применил различные приемы по выведению из сознания, в основном перебивая сонную артерию и заднюю часть затылка.

Закончив привычную для себя боевую работу, он оттащил от противника обезумившую Марию и, приведя ее в чувство легкой пощечиной, предложил пройти к нему на съемную квартиру, где можно было привести себя в порядок и несколько успокоиться. Так завязалась дружба между двумя этими чужими людьми, до этого момента полностью незнакомыми и бывшими совершенно разного происхождения и положения в обществе; их же вдруг образовавшаяся привязанность в свою очередь все только крепла и постепенно перерастала в нечто гораздо более высокое, неразлучное, светлое. Офицер совершенно нормально отнесся к тому, что девушка оказалась путаной; может показаться странным, но это обстоятельство его ничуть не смутило, напротив же, он воспринял это известие даже с каким-то сочувствием, прекрасно понимая, что у Марии после детского дома не было никакого другого, в той или иной мере достойного, выбора.