Виктор Венцель - Сингуматор

– Нет. Пока что. – Урсула удивилась тому, как звучит ее голос. После стольких дней молчания, слышать собственный тон было непривычно и тяжело.

– Я звонил вам на домашний.

Урсула поглядела на выдернутый из розетки шнур, передернула плечами. Интересно, и когда она успела отключить его? Да уж, эти таблетки убьют ее быстрее, чем она сама решится на самоубийство. Впрочем, не такой уж и плохой исход. Закрыть глаза, уснуть, и…

– Фрау Воттермах, вы меня слышите?

– Он… он сломался, офицер. Ничего страшного. Простите, кажется, вы хотели, рассказать мне об аварии…

– Не рассказать, а ознакомить с записью видеорегистратора, – поправил Кристиан, и Урсула отметила, что его голос изменился, – Есть кое-какие новости по этому делу. Вы можете подъехать в участок к полудню?

– Если вы считаете, что это нужно…

– Это необходимо, – проговорил Кристиан жестко, – Я предупрежу дежурного о вашем визите. Он проводит вас прямо в мой кабинет.

От мысли, что ей придется выходить из дома, Урсуле стало не по себе. Дело было даже не в дожде, слякоти и промозглом сыром холоде. Она никого не хочет видеть, слышать и знать. Ей слишком комфортно здесь, среди воспоминаний на маленьком угловом диванчике, в темноте и пустоте ее кухни. И зачем только она решила позвонить? Что этот Даттмар так настырно хочет ей показать? Разве есть на свете что-то такое, что может поднять из могил мертвых?

– Фрау Воттермах, с вами точно все в порядке? Я могу прислать патрульную машину за вами.

– Нет-нет, офицер, я слышу вас. Я буду у вас в полдень, – слова сорвались с языка прежде, чем она успела пожалеть о них, – Не волнуйтесь. Мне уже легче.

– Вот и хорошо, – подытожил Кристиан, и она услышала, как он чиркает по бумаге шариковой ручкой, – Тогда до встречи.

Он положил трубку первым, а она еще несколько мгновений продолжала слушать короткие гудки.

Кабинет Кристиана Даттмара был залит желтым светом электроламп. Серый полог дождя наглухо занавесил единственное окно у него за спиной, и углы комнаты пребывали в зыбком полумраке, рассеять который не могли плафоны под потолком, ни две настольных лампы по углам стола, ни даже экран компьютера. Здесь было чисто, холодно и неуютно – да и насколько можно быть уютно в кабинете полицейского. Немного выше стола, с левой стороны висел календарь на прошедший год с обнаженной красоткой. Наверное, его не сняли до сих пор только из эстетических побуждений. Это было единственное яркое пятно – все остальное было выдержано, как в больнице, сухо, по-деловому, в черном и белом цвете.

Ничего удивительного, что Урсула не заметила этого во время своего первого визита, и теперь она с интересом оглядывалась по сторонам, пытаясь привыкнуть к незнакомой обстановке, которая давила на нее со всех сторон.

Если бы только кто-либо знал, скольких усилий ей стоило привести себя в порядок, найти вещи и вызвать такси. Она приняла душ, расчесала и высушила волосы, нанесла легкий макияж, но так ничего и не смогла сделать с пепельно-белым цветом кожи и темными кругами под глазами. Сидя здесь, на жестком кресле с черной округлой спинкой, Урсула чувствовала себя предательницей, посмевшей оставить собственное горе. Ощущение это было почти невыносимым. Почти таким же невыносимым, как сонливость, которая накатывала на нее волнами – она чуть не заснула в ожидании такси, и едва не задремала по дороге в участок. Теперь она попыталась сосредоточиться на том, что говорил Кристиан, щелкая клавиатурой. Звук кнопок тоже вгонял в сон.

– Мы смогли восстановить часть записи, – объяснял он, поглядывая на нее поверх монитора, – Регистратор перестал снимать в момент столкновения, но до этого момента, картинка получается ясная и полная. Следовательно, мы отследили весь путь Хайни от самого начала поездки. Вы знаете, куда ездил ваш муж тем вечером, фрау Воттермах?

– Нет. Он часто ездит… простите, ездил на встречу со своими покупателями и клиентами. Бывало, что задерживался, но я никогда не проверяла его слова. И зачем? Я доверяла ему. Тогда он сказал, что отправляется на какую-то важную сделку на окраину города. Катрин увязалась за ним, и…

– Дальнейшее известно, – вздохнул Кристиан, поворачивая монитор так, чтобы и Урсуле было видно происходящее на нем, – Вот, взгляните на это. Что вы об этом думаете?

Ее глазам предстала черно-серая картинка, лишенная четкого изображения, но вполне различимая. Моросящий дождь превращал запись в настоящую мешанину из всех оттенков темноты, где четко виднелась прямая, как стрела, дорога, и белые лучи фар, вырывающие оградительную линию по левой стороне шоссе и ряд высоких елей по правой. На какое-то мгновение Урсула обрадовалась, что камера регистратора не засняла лиц Хайни и Катрин, проецируя только видеоряд дороги. Кристиан ткнул пальцем в одну из кнопок на клавиатуре, и скорость воспроизведения снизилась втрое, выдавая запись почти статичным изображением.

– Этот участок – недалеко от места аварии, – пояснил полицейский, указав на монитор, – Если ехать прямо, будет поворот, а слева стометровый обрыв над Корком. Опасное место, особенно в такую сырую погоду. Видите, вот здесь, знак ограничения скорости? Хайни все делает правильно – машина замедляет ход, он поднимается в гору, придерживаясь правой стороны.

Урсула смотрела на медленно плывущие картинки, перерастающие одна в другую, мучительно стараясь сообразить, что именно увидел на записи Кристиан, раз это его так заинтересовало. Полицейский снова щелкнул клавишами, и скорость воспроизведения вернулась в норму.

– А вот теперь, смотрите внимательно, – подсказал Кристиан, и голос его прозвучал слишком сухо и резко, – Особенно вот здесь, когда начнется поворот.

Урсула наклонилась к монитору, пытаясь не пропустить ни одного кадра, транслируемого на экране. Ряд заграждений слева сделал поворот в сторону, и на какое-то мгновение свет фар тонул в темноте дождевого неба над обрывом. Урсула явно видела молотящие по лобовому стеклу мелкие капельки, почти различала в тишине их убаюкивающий стук. Трасса нырнула вбок, и в то же мгновение…

Кристиан с победоносным видом щелкнул пробелом на клавиатуре, остановив видео.

– Что это, фрау Воттермах?

Некоторое время Урсула разглядывала уродливый белый силуэт, словно выросший перед ярким светом фар автомобиля. Образ, замерший на экране, был настолько ярким, что ее бросило в дрожь. Полуразмытый, смазанный, прозрачный, он явственно напоминал сгорбившуюся человеческую фигуру в разлетающихся рваных одеждах, но только ни один человек не мог выглядеть так отвратительно и пугающе. Урсула разглядела тонкую линию рта, седые космы, падающие на плечи, вздернутый нос, впалые щеки и черные, бездонные, как могила, глаза. Наверное, именно лицо было наиболее четким и ярким – все остальное получилось слишком расплывчато из-за незавершенного движения.